Игорь Веселов - Палисад слов

Меня удивило единодушие, которое проявила наша группа – какие-то острые супы и рыбные блюда. Подумалось: ну что же, попробую красиво выделиться в своей ценовой политике, как наиболее пострадавший по зрению.

Окружение для меня продолжало оставаться без четких контуров. Когда все уже сделали заказ, командирским тоном подзываю официанта. «Итак», – говорю, хотя это слово произношу невербально, путем тыканья пальцем в меню. В абсолютном сравнении с ценами заказов, сделанных моими сотоварищами, моя сумма выглядела просто циклопичной. Эффектно. А моя Ната, видимо, наконец-то почувствовав, что я стал как-то отдаляться, а в свете последних событий и вовсе превращаться в неформального лидера компании, сделала решительную попытку аналогичного перезаказа. На что улыбка-маска с легким поклоном отвечает: «Извините, ваш заказ уже принят, но вы можете дозаказать». Надо было видеть нахмурившееся личико! Оно говорило: «Ну и хрен с вами со всеми, уроды!» Если и ошибся в переводе ее гримасы, то разве что только в синонимах.

Мой же царский заказ содержал в себе свинину, королевские креветки и какой-то неизвестный мне гарнир. Через десять минут приносят вино и текилу со скудной сырной закуской. А по прошествии трех-четырех рюмок текилы пятерым членам нашего уютного заседания, уж не побоюсь этого слова, доносят супы. Перемежая процесс вбирания в себя кактусовой водки с обязательным, как тогда казалось, облизыванием лимонно-подсоленной руки, эта же дружная пятерка через каких-то сорок минут дожидается и горячего.

На столе уже вторая бутылка мексиканского спиртпрома. Что-то меня стало беспокоить: это и непроходящее чувство голода, и высококачественное опьянение, сулящее некачественное похмелье, и уже сыто-пьяная зондеркоманда. Когда же официант-трансвестит в очередной раз убирал посуду за опостылевшими мне едоками, я, сглатывая слюну, произнес, не очень внятно, но с интонационной угрозой в голосе: «Доколе?». Неулыбчивый ответ меня озадачил: «Сегодня». Я – «Чтооо!!! Не понял». Оно: «Сегодня». Накушавшийся переводчик Роберт мне на ухо: «Имеется в виду сейчас. Ты не видишь, он же напуган».

И вот, ура, по истечении коротких десяти минут после нашего крайне насыщенного тайным смыслом разговора, вроде, несут.

Размерами тарелка, которую мне вынесли два халдея, напоминала круглый древнегреческий щит, который поделен на семь секторов.

Наша группа туристов замерла от зависти. Зависти, которая зажралась.

Итог долгого ожидания: нижний сектор – королевские креветки (внешне одна к одной, красавицы), но почему-то не в традиционном красном цвете; средний сектор – свинина, нарезанная как под шашлык, и запах маринада сводит челюсти; верхний сектор, где так называемый гарнир представлял собой набор разной зелени, каждый пучок которой напоминал небольшой сноп.

Подумалось: «Начну-ка с членистоногих». Контрдовод: «Почему у этих морских обитателей окрас цвета хаки, да еще с отливом в синий?» Как на гурмана с Запада смотрю на Роберта. Роб, с некоторой долей подобострастия, как интендант во время боевых действий, отсидевшийся в малиннике: «Не смущайся. Наверное, эти креветки политы специальным рыбным соусом, он и дает такой цвет».

Как оказалось, только не в моем случае. Правда, Роберт не вводил кого-то в заблуждение. (Спустя годы мне довелось отведать данных моллюсков именно под этим соусом.) Голод продолжает давить на кадык. Чищу креветку – все во внимании. Ощущаю себя как на арене цирка. Жую – не нравится. Еще раз обегаю взглядом свою щит-тарелку. Зелень не в счет, остается свинина. Вилка – кусок – рот. Долго пережевываю, глотаю.

Кто-то спросил: «Какое гастрономическое впечатление?» – Отвечаю: «Проглотил кусок мыла, причем хозяйственного». Продолжаю приковывать внимание публики, и уже не только своей. Вижу, как в моем направлении вытягиваются шеи набежавших за полтора часа туристов.

Наступает апофеоз всей поездки. А в это турне вместились и виски из крышечки, и начало тихого неприятия к Нате (да простит она меня), и неледовое побоище с тевтонцами, и временная полуслепота.

И наконец торжественно вносится некая большая керогазка, или подобие ее. Это «подобие» с величайшей осторожностью водружается на стол. С лицом факира официант зажигает спичку и подносит ее к фитилю. И тут, после всего выпитого и закушенного, я замечаю над огнем сковородку с налитым в нее маслом.

Секунды всеобщего шока – уже в масштабе всего зала.

А до Игоря начинает доходить, что приготовление ужина только начинается. Все, весь рядовой состав, постанывая от смеха, медленно сползают под стол. Я же с серьезным, или голодным, видом начинаю готовить себе еду, макая поданные ингредиенты в уже нетерпеливо кипящее масло.

Вот уже бравый народ, икая, постепенно рассаживается по своим местам и громко требует, под жидкие аплодисменты зала, попробовать это суперблюдо. В этот вечер я как никогда щедр.

Так закончилось это полупьяное пиршество эмоций. Всего намешалось. В полночь мы вываливаемся из «Mamas and Papas». На улице тропический ливень. Народное гулянье сходит на нет. На центральной площади лежит праздничный мусор, прибитый дождем. Наступил Новый год.

По прилету домой мы с Натой расстались. Прощаясь, она назвала меня злым желтым карликом. Наверное, в чем-то она права.

Я не обиделся. Хотя почему именно желтый, я так и не спросил.

Я вряд ли мог поступать иначе,

И не следует пробовать то,

Что горчит, даже где-то вяжет,

Выворачивая твое нутро.

Это блюдо тебе и скажет,

Как в меню наших славных дел:

Не торопится пропечатываться та строка,

Обозначив предел.

А мне так видится и очень хочется!

Наивность выбора всегда фатальна.

Отчасти в нем ты не свободен.

Как не раскован в созерцаньи.

И восклицательно шепчу:

«Ха, наша жизнь не тривиальна!» –

Она у каждого своя –

С челом, разбитым в покаяньях.

ИЗ НЕСОСТОЯВШИХСЯ РАЗГОВОРОВ С ОТЦОМ

– Что есть мечта?

– Поставленная цель и стремление к ней.

– Так упрощенно и механистически?

– Да, наверное.

– Подумай еще.

– Тогда причина многих твоих телодвижений и замыслов.

– Уже ближе.

– Хорошо. Плюс ожидание счастья.

– А что такое, друг милый, счастье?

– Ну, хватит. Это уже похоже на занудство.

– Все же.

– Допустим, короткий миг всепоглощающей радости. Что касается меня, уже точно без потери сознания и контроля над собой.

– Вот именно, что «допустим».

ГЛАВА 2

Есть в наших персональных водителях что-то такое неперсональное, которое неуловимо, даже где-то пунктирно, объединяет их в этой профессии, а подчас и придает славному профсоюзу работников «баранки» некую дерзкую и нехарактерную объективность. И в то же время индивидуальность каждого из нас уже вроде бы предначертана самим фактом рождения, но, как я подмечаю, именно приближенность этих людей к руководству позволяет зарисовать их чистейшую неповторимость, преломленную в непохожести одного начальника на другого.