Оскар Лутс - Весна

В толпе ребят кто-то фыркнул, но учитель так посмотрел на них, что все сразу утихло, а Тоотс, вынув и рывком развернув свой грязный носовой платок, стал тщательно сморкаться. Кийр, спрятавшись за спины других, скорчился и закрыл руками рот, как будто его душил смех, хотя ему совсем не хотелось смеяться.

У Арно на лице появилась сочувственная улыбка, а Тыниссон, казалось, прикидывал в уме, много ли нужно овчин на тулуп для такого заморыша, как Куслап: скажем, одна… полторы… ну, самое большое, две – и хватит. Два-три аршина материи, вот и все…

– Да, никак нельзя было раньше, господин учитель, – подтвердил со своей стороны Куслап и снова кашлянул. – Да и теперь трудновато было, не знал, откуда столько денег взять на учение, но раз уже дело начато…

– Ну ничего, это не так важно, – сказал учитель. – Наверстают, они оба мальчуганы бойкие, как мне кажется. Правда? – обратился он к новичкам.

Имелик, улыбаясь, пожал плечами, а от окна послышалось торопливое и резкое «да!».

Затем все пошли в класс и начался урок арифметики. Старик Куслап некоторое время еще возился в спальной, потом на цыпочках прошел через классную комнату в коридор. У дверей он остановился, кашлянул и так же, как и раньше, неуклюже поклонился учителю.

Учитель вызвал обоих новичков. Имелик в прошлом году учился в министерской школе, но по каким-то причинам оставил ее и до рождества, ничего не делая, просидел дома – так он сам сказал учителю. Все, о чем его сейчас спрашивали, он когда-то учил, но успел перезабыть; он теперь смотрел на все эти вещи таким взглядом, каким смотришь на человека, которого, кажется, где-то видел, но все же не знаешь, кто он такой. При этом он нисколько не терял своего великолепного спокойствия.

Куслап же, по-видимому, многое знал, но, слабо владея русским языком, не мог как следует показать свои знания; между прочим, в его произношении не было никакой разницы между буквами з, ч, ш и щ. Но он действительно знал арифметику – это видно было из того, что у классной доски он быстро решил задачу.

– Да, это у тебя получается, – заметил учитель, а Тоотс ужасно удивился; такой серый паренек, прямо мокрица какая-то, и так хорошо знает арифметику. Тоотс твердо решил вступить с ним в переговоры, втайне подумав: «Если он так хорошо решает задачи – пусть себе решает. Такому дай пару старых перьев – потом можешь у него вечно списывать».

Он, правда, обещал учителю готовить уроки самостоятельно, но обещание это было давно забыто, и мысли Тоотса по-прежнему занимали индейцы, кентукские молодчики, самострелы, деревянные коньки с саженными веревками, словом, всякие необыкновенные вещи. Особенно поразительна была его способность фабриковать деревянные коньки, что, впрочем, следовало отнести и за счет большого сезонного спроса на них. Он продавал их ежедневно и по одному, и парами, но на следующий день снова приносил две-три штуки. Прошел слух, будто Тоотс изготовляет полозья для коньков из лезвий кос, причем из новых, а не из каких-нибудь старых, негодных. Однажды кто-то подслушал, как Тоотс шептал Визаку на ухо:

– Косы на чердаке лежат. Оттуда я их и беру… каждый день по одной. – Затем он сунул себе палец в рот и, грустно покачав головой, добавил:

– Вот будет дело, когда старик летом на покос соберется! Полезет на чердак за косами, а там палки одни. Хоть привязывай к ним старые подошвы, да так и коси!

Однажды утром – погода была пасмурная, но не холодная – Арно, не дойдя примерно с четверть версты до шоссейной дороги, увидел, как Тээле быстро прошла по шоссе, ни разу даже не взглянув в сторону хутора Сааре. Никак нельзя было предположить, что она не заметила Арно. Значит, она намеренно прошла мимо, не желая почему-то его ждать. От изумления Арно так и застыл на месте. Сначала он подумал, что Тээле просто шутит; но она, не убавляя шага, уходила все дальше, и Арно понял, что это не шутка. Арно решил с ней поговорить. По дороге он тщательно продумал все возможные причины ее поступка, но так и не нашел ему оправдания. И от этого на сердце у него стало тяжело.

Вообще день этот выдался какой-то странный – на переменах Арно все никак не удавалось поговорить с Тээле. То ее окружали подружки и она оживленно с ними болтала, то потом на всю перемену девочки куда-то исчезли, а во время третьей и четвертой перемены вообще невозможно было что-либо предпринять, так как произошло необычайное происшествие, приковавшее к себе внимание всего класса, и мальчиков и девочек.

Тыниссон как-то сказал, что Куслап – настоящий «Тиукс», пискун.

Тоотс это слышал и теперь стал прыгать под самым носом у Куслапа, приговаривая:

– Тиукс, Тиукс, выйди в сад!.. Тиукс, Тиукс, выйди в сад!

Вначале Куслап слушал молча, только лицо его скривилось и нос сморщился. Стараясь отвязаться от надоедливого насмешника, он убежал в спальную комнату; но Тоотс, видимо, в данную минуту не находил более интересного занятия, чем дразнить его, и, сопровождаемый Кийром, ходил за Куслапом по пятам. К кличке «Тиукс» вскоре прибавилось подражание поклонам и кашлю его отца, и бедняга Куслап прямо не знал, куда деваться от обидчика. Но вдруг черные глаза его лихорадочно сверкнули, узкое бледное лицо уродливо исказилось, и Кентукский Лев даже опомниться не успел, как Куслап до крови укусил его за палец.

Этот необычный прием борьбы страшно испугал Тоотса; вытянув руку с окровавленным пальцем, он заорал:

– Гляди, гляди, что этот бешеный натворил! – Он вопил, оглядываясь на ребят и словно ища помощи; а ведь Тоотс умел за себя постоять, когда драка велась обычным способом, то есть когда тузили друг друга кулаками или трепали за волосы.

– Кошка! Кошка! Это кошка! – завизжал Кийр. – Он царапается и кусается, как кошка! Подальше от него! Видите, как он смотрит! И какие у него глаза. Кошка! Это кошка! Она сейчас прыгнет прямо на вас, берегитесь!

Перепуганные ребята посторонились и с изумлением смотрели на стоявшего в углу Куслапа; в темноте его глаза действительно сверкали зеленоватым блеском, как у кошки. Лицо его было по-прежнему искривлено гримасой, губы сжаты, а руки он держал за спиной, словно собираясь защищаться и пряча какое-то оружие.

Кийр как раз кончил есть яблоко и запустил в Куслапа огрызком.

В цель он не попал, но спрятавшийся в угол мальчуган тряхнул головой, словно его ударили. Увидев, что у Кийра есть яблоки, Тоотс стал клянчить и себе одно, чтобы тоже потом швырнуть в Куслапа огрызком. При этом он совсем забыл о своем пальце и кровью измазал Кийру всю куртку, тот разозлился и пригрозил, что пойдет жаловаться. Но когда Тоотс раза два кашлянул и поклонился, подражая старику Куслапу, Кийр дал ему маленькое сморщенное яблоко. Запустить огрызком в Куслапа Тоотсу, однако, не пришлось: он и сам не заметил, как сжевал яблоко вместе с сердцевиной. Тогда он вытащил из кармана спичечный коробок и стал обстреливать Куслапа горящими спичками. После каждого выстрела спичкой Куслап, встряхивая головой, отступал все дальше в угол. Тоотсу, вероятно, пришлось бы израсходовать все свой запас спичек на этот «орудийный огонь», как он его называл, если бы двое более взрослых парней – Ярвеотс и Кезамаа не взялись вытащить Куслапа из угла, чтобы посмотреть, что же это за зверь. Тоотс и Кийр одобрили этот план и, прячась за спинами Ярвеотса и Кезамаа, подобно запасному войску, двинулись на Куслапа. Но не успели еще атакующие к нему приблизиться, как он вдруг присел на корточки и с ловкостью ящерицы шмыгнул под кровать.