Оскар Лутс - Весна

– Я не гордый! – восклицает Арно сквозь слезы.

– А какой же ты?

– Я… я думал, что ты сама не хочешь со мной ходить, что… что ты хочешь ходить с Имеликом и…

– Вот дуралей!

– Нет, ты не сердись, Тээле, я думал, что… Ты всегда с ним разговариваешь…

– Вот дурень! Как же мне не сердиться, когда ты такую чепуху несешь. Когда это я с Имеликом разговаривала? Ну скажи, когда это я с Имеликом разговаривала? Сегодня говорила, да. Так что из этого? Имелик наш родственник, я могу с ним разговаривать сколько угодно. А ты; как Тоотс, болтаешь все, что в голову взбредет. Мне хочется с Имеликом ходить – какая ерунда! Ты, пожалуй, и дома еще расскажешь, что я хочу с Имеликом ходить.

– Нет, я дома ничего не буду рассказывать.

– Кто тебя знает.

– Не буду!

Они снова шагают в полном молчании. Арно всхлипывает и ути рает платком глаза. На развилке дороги они останавливаются.

– Ну что ж, до свидания, – говорит Тээле.

– До свидания, – тихо отвечает Арно.

До свидания… Как холодно звучат ее слова! Неужели ей совсем не жаль покинуть его? А ему так хотелось бы еще побыть с нею, быть с нею долго, всегда. С какой радостью он проводил бы ее сейчас… до ворот хутора Рая… как тогда, осенью. Или все равно куда, хоть на край света. Если бы только Тээле знала, как она ему дорога, она не ушла бы! Нет, она и не уйдет. Она, по крайней мере, хоть раз еще обернется и скажет ему что-нибудь… такое ласковое… что все огорчения забудутся. Конечно, она еще что-нибудь скажет. Ну да, вот она уже оглядывается. Сейчас… сейчас… Но она только засмеялась. И пошла дальше. Какие у нее белые зубы! Такие же, как у Куслапа.

Отчего это у некоторых людей такие белые зубы?

Больше она уже не обернется. И ничего ему не скажет. Нет, она уже слишком далеко. Нет, нет, больше она ничего не скажет. Она уходит.

Уходит… уходит… Почему она уходит? Если Имелик… если Имелик ничего для нее не значит… так почему же она уходит? Ах да, она рассердилась из-за его глупых слов. Ну, конечно, она права, что ушла после такого разговора. Но… но… тогда надо попросить прощения! Если она сейчас так уйдет, то никогда больше к нему не вернется… прежней Тээле.

– Тээле! Тээле!

Тээле оборачивается, останавливается и что-то говорит, что именно – не слышно, слишком далеко.

– Тээле, постой, постой, я сейчас!

И от саареского проселка по шоссе, в сторону хутора Рая, стремглав мчится мальчуган.

– Тээле, подожди, я хочу что-то сказать. Подожди немножко!

– Чего тебе еще надо? Гляди, бежит как угорелый! Чего тебе надо?

– Тээле, послушай, Тээле, ты не сердись на меня. Не уходи от меня такая злая, не то мне будет очень тяжело.

– Чего же ты хочешь?

– Ты не сердишься? Нет? Я… я нечаянно сказал, что ты с Име-ликом… что ты… Не сердись, я больше никогда не буду так говорить.

– Говори, раз ты такой глупый.

– Нет, нет, я не буду больше. И послушай: давай снова вместе ходить в школу, как раньше. Я буду тебя поджидать каждое утро здесь, у дороги, хочешь? А после уроков опять будем вместе возвращаться домой. Будем, да? Помнишь, как хорошо нам было раньше вместе ходить в школу; ты сама говорила, что и дороги не замечаешь. Ты даже не знаешь, как приятно сидеть здесь и поджидать тебя: сначала вдали видишь только маленькую черную точку, потом она все увеличивается, увеличивается, и наконец видишь это ты. Хочешь, я буду в понедельник утром ждать тебя?

– Жди, если хочешь.

– А ты хочешь, чтобы я ждал?

– Я же сказала – жди, если хочешь.

– А ты меня будешь ждать, если придешь первая?

– Гм, смешно, откуда я знаю. Кто знает, какая еще погода будет. Может, такой холод, что…

– О, сейчас уже не холодно. Сейчас ведь уже весна.

– Ну да… все равно… Посмотрим.

– Нет, Тээле, тебе не придется меня ждать, я всегда прихожу раньше тебя. А ты бы ждала?

– Да ну тебя с твоими расспросами! Может, и ждала бы. Иди домой, чего ты… бегаешь.

– Я провожу тебя.

– Не надо. Я и сама дойду. Иди домой.

– Значит, ждать тебя в понедельник утром?

– Делай как хочешь.

– Ну хорошо, я буду ждать. И мы опять будем всегда вместе ходить, да?

– Там видно будет.

– Ну, до свидания.

– До свидания! Сколько же раз ты будешь прощаться?

Арно проходит мимо ивы и задумчиво глядит на верхушку огромного дерева. Ива – ему друг. Скоро этот старый друг оденет праздничный наряд и станет горделиво покачивать ветвями тихими летними ночами листочки, шелестя, будут рассказывать сказку о том, как однажды…

– На, бабушка, учись ты тоже, – говорит Арно, придя домой бросает узелок с книгами на стол.

– Ну, где мне… Уж и глаза не те, чтоб учиться. Да и что мне с премудростью этой делать.

– Что делать, ну… Да разве…

Арно хочет снять пальто, он уже взялся обеими руками за полы, но вдруг поднимает глаза к потолку и застывает на месте, как изваяние.

Удалось ли ему снова завоевать Тээле?

Воскресный день, после полудня. В комнату едва доносится от даленный звон колокола, тихий и жалобный, как колыбельная песня Да это и есть колыбельная песня, кто-то уснул вечным сном. Кто-то ушел туда, где с ним не случится больше ничего – ни хорошего, ми плохого, где и сам он уже не в состоянии ничего изменить к лучшему. Поздно! Быть может, осталось у него немало незавершенных дел, быть может, кто-нибудь не успел еще попросить у него прощения за обиды, причиненные ему. Кто знает? Кто знает, кто у кого в долгу. Ясно одно: лучше самому с грустью покинуть этот мир, чем огорчать других. Искупить вину, пока еще не поздно… Ибо тот, кто приходит за нами и уводит нас отсюда, не ждет. Среди наших житейских забот или радостей он кладет руку нам на плечо и говорит: „Пойдем! Время, которое было тебе отмерено, истекло“.

Время истекло… И никогда больше не вернется.

Он приближается к нам с каждым ударом маятника, он, может быть, и сейчас уже стоит рядом и простирает над нами руки, как бы отделяя нас от жизни. Кто знает…

С сияющим взором вступил в жизнь юноша. Он пришел словно на бесконечный праздник веселья. Сколько счастья и радости у него впереди! И как все это достижимо! Стоит только повернуться, протянуть руку.

Но случилось совсем не то, чего он ждал. Чьи-то черные крылья заслонили спет солнца, и чей-то голос изрек:

– Из этого кубка тебе не суждено испить. Уйдем отсюда! Бомм-бомм, бомм-бомм…

Ох, как грустно сейчас Арно! Безотчетная тоска гнетет душу. И эта тишина кругом, и этот мерный звон – бомм-бомм – какую щемящую боль льют они в сердце! Как будто становится жаль кого-то… Жаль Куслапа, жаль Тыниссона, Лесту…

И сам он так одинок, всеми покинут! Ему хотелось бы куда-то пойти, быть к кому-то бесконечно добрым, всегда быть подле него, все ему отдать, ничего себе не оставив. Принести кому-то радость… Так, чтобы тому, неведомому, было хорошо-хорошо… Тогда и у него, Арно, тоже стало бы светло на душе.