Бернард Корнуэлл - Перестрелка Шарпа

Вода зашипела, но толку было мало, ибо полыхал уже весь этаж, и за считанные секунды пламя вырвалось в шести-семи местах, ветром его отнесло к куче сухих дров на западной стороне форта. Пламя подожгло лестницы, охватило поддерживающие пол балки, сожгло тонкие перегородки, и дым отогнал гусар назад. Заржали в панике лошади.

— Гобель! — закричал Пелетерье. — Отводи лошадей на северный берег.

Лошадей вывели из форта и они, почуяв свободу, понеслись в оливковую рощу. Пламя трещало, наполняя форт дымом и нестерпимым жаром.

— На мост! — кричал Пелетерье. — Пистолеты! Сержант Куанье! На мост! К северу! Лейтенант! Где пленники? Приведи их!

Черные от дыма гусары застыли у арки. Квадратная башня была одним огромным костром, и горевшее сухое дерево, из которого она была построена, давало целую лавину дыма.

Пламя поднялось на двадцать, тридцать футов над стеной. Куанье строил людей в шеренги, но они нервничали из-за ревущего огня прямо за ними, а раскаленные угли падали среди них, и кто-то начал ужасно кричать, оказавшись в ловушке. Раненых британских пехотинцев вытащили наружу и положили на траву рядом с нишей.

Начали стрелять винтовки. Выстрел за выстрелом, с севера, из канавы и гусары начали падать навзничь или сгибаться.

— Атакуем их! — Пелетерье толкнул первую шеренгу и обнажил саблю. Стрелки были не так далеко, может ярдах в шестидесяти, и он вгонит их в землю. — Сабли наголо!

На мосту было шестьдесят человек с саблями.

Это был последний шанс Пелетерье отстоять мост.

Шарп крикнул: «Огонь!» — и пехотинцы лейтенанта Прайса, вышедшие из деревни и построенные в две шеренги поперек дороги, дали залп в сторону гусар. На дорогу пролилась кровь, гусары были смяты и поломали строй.

— В атаку! — крикнул Шарп. — Вперед!

И побежал впереди всех, обнажив палаш. Справа от башни вырвался язык огня и дыма, гусары отступили, и Шарп издал вопль ярости. Как могли это ублюдки победить его? Все что он хотел — убивать их, насладиться местью, но они уже бежали от блеска штыков, не устоял ни один.

Раненые гусары ползли по дороге, мертвые лежали, а живые бежали на южный берег, спасаясь от разъяренной пехоты.

Капитана Пелетерье тоже переполняла ярость. Как эти ублюдки посмели отобрать у него победу? Они скакали всю ночь, уклонились от пикетов в холмах, побили пехотинцев, защищавших форт. Побили кавалерией. Кавалерией! Были люди, которым за меньшие подвиги давали Орден Почетного Легиона, а теперь ублюдки восстали из мертвых чтобы отобрать у него победу.

— Куанье! Куанье! Вернись! Гусары, назад, за Императора!

В задницу Императора. Это их гордость, а не Императора. Они были элитной ротой и когда увидели, что капитан возвращается на мост, половина из них последовала за капитаном. Две группы разъяренных мужчин столкнулись на мосту через Тормес. На кону была их гордость и честь!

— Убивайте ублюдков! — кричал Шарп, нелепо радуясь тому, что после всего лягушатники все-таки идут драться, опустил тяжелый кавалерийский палаш на шею француза, освободил клинок, пнув падающего человека в лицо, и снова ткнул окровавленный палаш вперед. Сабли против штыков, и ярость, как в кабацкой драке.

Грязная драка казенным оружием. Каждый колол, резал, рычал и пинался, и по правде говоря, обе стороны были близки к победе. Пехотинцам в толчее не хватало места для замаха штыками, а когда гусары поднимали сабли, их можно было схватить за руки. Кое-кто стрелял из пистолетов, это проделывало брешь в рядах, но брешь быстро заполнялась.

Сержант Куанье пытался подобраться к высокому офицеру стрелков, но споткнулся о мертвого солдата, и офицер пнул его по лицу, потом еще раз. Выплевывая зубы, Куанье попытался перевернуться и ткнуть ублюдка саблей в пах, но Шарп успел первым. Палаш вошел меж ребер, и кровь хлынула Шарпу под ноги. Пелетерье буквально прорезал пространство перед собой, размахивая саблей из стороны в сторону, Шарп выдернул палаш из тела Куанье и отскочил назад от стремительного выпада Пелетерье, палаш Шарпа не годился для выпадов, поэтому он отбросил его в сторону и попросту бросился на гусарского капитана. Он обхватил его руками и швырнул через перила моста.

Пелетерье закричал, упав в реку, затем раздался еще более громкий крик.

— Прочь с дороги к дьяволу! Прочь с дороги! — кричал сержант Харпер, подошедший со своим семиствольным ружьем. Сержант упер его в бедро, а пехотинцы встали по обе стороны от него. — Эй, ублюдки! — крикнул он гусарам и нажал на курок.

Его ружье выстрелило, будто пушка. Кровь затуманила реку, а Харпер ринулся в очистившееся пространство, работая своим чудовищным ружьем как палицей, напевая по-ирландски что-то о забытых героях древности, убивавшими за раз десяток врагов.

И гусары, оставшись без своего капитана, отступили.

— Не давайте им уйти! — рычал Шарп, — Убить всех!

И его люди, липкие от крови, переступая через тела, пошли за ним со штыками наперевес. Шарп перерубил надвое чью-то саблю ударом своего палаша, ткнул острием в чье-то лицо и французы окончательно перестали сражаться и побежали.

Сломались и побежали. Обратно туда, откуда явились.

— Хватит! — приказал Шарп. — Стой!

Мост был отбит. Французы бежали. Пелетерье выбрался на южный берег реки, но боевой дух вытек из него, а его люди спасались бегством.

— Стройся! — скомандовал Шарп. — Подсчитать мертвых, перевязать раненых. — Он взглянул на юг и выругался. — Черт подери!

— Боже, храни Ирландию, — в тон ему произнес Харпер.

Казалось, вся кавалерия Франции была сейчас на дороге. Все лошади Императора и все люди Императора. С копьями, шпагами и саблями. В голубых мундирах, зеленых, белых и коричневых.

Целое поле обнаженных сабель отражало солнечный свет.

И все они шли в сторону легкой роты Южного Эссекского.

— Боже, храни Ирландию, — повторил Харпер.

— Назад, — приказал Шарп. — Все назад. На северную часть моста.

Не то чтобы в отступлении было много пользы, но это давало ему время подумать. Подумать о чем? О смерти? Но что, черт возьми, он мог сделать?

С генералом Эро пришли не все его люди, потому что некоторые лошади пали за время долгого ночного перехода, но он привел около двенадцати сотен кавалеристов, спустившихся со Сьерра-Гредос. Он видел и форт Сан-Мигель де Тормес, объятый дымом, и то, как его любимую элитную роту выдавила с моста разношерстная компания красномундирников и зеленых курток.

Но это всего лишь горсточка британской пехоты и единственный взгляд на северный берег показал, что британских войск больше нет. Ни артиллерии, ни кавалерии, ни другой пехоты, только небольшая группа людей, которые поспешно отступали по мосту и строились в две шеренги в конце него. Стрелки строились вдоль берега, явно намереваясь ударить во фланг возможной кавалерийской атаке своей ужасающе меткой стрельбой.