Эльза Триоле - Луна-парк

Шарль Дро-Пандер.

Карлос, всегда и вечно Карлос, как Вам самой не надоело, дорогой друг? Этот молодой ученый – почти феномен, говорите Вы… Хорошо, хорошо, охотно признаю, что он надежда астрофизики, хорошо, не спорю. Но разве для этого необходимо быть таким красавцем! А он красив до неприличия, и наш Конгресс в полном составе готов заказать медаль с его изображением, как будто сами светила, которыми занимается юный Карлос, одарили его своей звездной красотой. Но она хороша в поэзии и, пожалуй, ни к чему на Международном конгрессе астронавтов с участием«BritishInterplanetarySociety» [5] и «GesellschaftfurWeltraumforschung» [6] . Когда Вы, дорогой друг, находитесь в кабине самолета и держите баранку, полагаю, что поэзия небес занимает Вас тогда меньше, нежели метеорологическая сводка. Полагаю, ибо сам я жалкий житель Земли, ученый чудак от астронавтики, который не может даже доказать силу своей веры, рискуя своей собственной жизнью, а не жизнью других. Слишком стар. Слишком стар для многого, очень многого.

Нет, уж поверьте мне, вчера Вы никого и ничего не видели, кроме Карлоса… Ладно, ладно, молчу. Но хотелось бы мне знать, почему это Вы с таким упорством сидели на всех заседаниях Конгресса, Вы же сами утверждаете, что в этих делах ничего не смыслите, что Вы просто воздушный шофер, отчасти шофер-лихач? Вчера во время замечательных выступлений Александра Ананова и Дюкрока Вы сидели чуть ли не спиной к докладчикам, повернувшись налево к Карлосу. Вы отнеслись с полным равнодушием к задачам астроврачей, неотделимым от задач астроинжеперов, о чем говорил доктор Гарсо… Простите, дружок, простите! До завтра.

Целую Ваши ручки

Шарль Д.-П.

Жюстен откинулся на спинку кресла. Чувство вины оттого, что он вторгался в чужую жизнь, как будто подсматривал за нею в замочную скважину, – чувство это исчезло. Его сменило невольное уважение. Спать с женой своего лучшего друга, когда любишь ее превыше всего на свете, – это одно, и совсем другое – спать с ней только потому, что она подвернулась под руку, – это значит унижать самое для вашего друга дорогое… Тут все решает чувство уважения. Бедняжка Бланш, чувствующая себя ни на что не способной, раз ей запрещено летать, посещающая совещания ученых астронавтов лишь затем, чтобы мечтать об их фантастической реальности, о лунном «Луна-парке». Бедняжка Бланш, мечтавшая о полете на Луну. Бланш, женщина, любившая зеленое и розовое опаловое стекло, читавшая «Трильби» и волшебные сказки, та, что сидела вот здесь в красном бархатном кресле, светлокудрая… золото и серебро на красном фоне…

Жюстен как зачарованный не мог оторваться от писем ученого с мировым именем, и все-таки им внезапно овладел неодолимый сон. В конце концов уже поздно, можно немедленно лечь и заснуть. Он так мало спал прошлой ночью, поднялся рано, много ходил, много ел… Сегодня он ляжет, не поужинав, пожалуй, еще немножко почитает в постели, скажем «Трильби», которую ему так и не удавалось прочесть от начала до конца: то отвлекали другие книги, то прогулки…

Тишина. Здешняя тишина теперь часто казалась Жюстену просто невозможностью заговорить или волей к молчанию. Медленно листая страницы, он, словно в мчащемся поезде, отдавался баюкающему ритму повествования… Сон к нему уже подкрадывался…

Однако, потушив свет, он еще довольно долго лежал в темноте с открытыми глазами. Странная все-таки штука вторгаться в чужую интимную жизнь… Шарль Дро-Пандер – до сих пор это было лишь известное всему миру имя, – но вот, оказывается, какие письма писал он, носитель такого имени. Ревнует к юноше! Сколько ему может быть лет, Дро-Панде-ру? Не так уж много, и лицо у него красивое, измученное! Что-то мешало Жюстену заснуть… что-то незаметно овладевало им вместе с пристрастием к опаловому стеклу, запахом шкафов, чуланов и ящиков. Бланш, Трильби… Вдруг он судорожно вздрогнул всем телом, перед ним внезапно возник пустынный кемпинг, как некий заброшенный, потухший, окаменелый Луна-парк, похожий на кладбище… и он заснул.

Утром он первым делом направился к письменному столу посмотреть письмо. Но, казалось, кто-то нарочно, забавы ради устроил на столе еще больший беспорядок: Жюстен готов был поклясться, что накануне он прочел не все письма Дро-Пандера, а между тем вокруг лежали только прочитанные и ни одного нового. И чем дольше он рылся в груде писем, тем безнадежнее становился беспорядок. В раздражении Жюстен собрал все письма в кучу, как собирают после пасьянса колоду карт, снова смахнул их в корзину и поставил ее на стол. Все равно, погода слишком хороша, чтобы сидеть взаперти.

Слишком хороша. Теперь солнце каждый день поднимало Жюстена с постели чуть свет и звало из дому все к новым открытиям. Пешком или на машине Жюстен проделывал десятки километров, цвет лица у него с каждым днем становился все свежее, розовее, а лазурь глаз все гуще и ярче. К вечеру он буквально падал с ног от усталости, возвратившись домой, сразу же ложился в постель и засыпал таким глубоким сном, что ничто на свете не могло достичь дна этого колодца.

Понадобился дождь, разразившийся как-то после обеда, чтобы Жюстен снова и не без удовольствия сел за черный письменный стол. Он встряхнул все еще стоявшую на столе корзину с письмами, адресованными Бланш, запустил туда руку и вытянул, как билет в лотерее, письмо от Дро-Пандера! Совсем свеженькое, словно его только что опустили в почтовый ящик… Заглавные буквы вздымались величественно, как башни, над стеною строк!

Дорогой друг,

как всегда, Вы выиграли! Все казалось лишь нелепой мечтой, и вот она уже начинает осуществляться. Говорил же я Вам, что Ваше больное сердце в данном случае не помеха.

Когда я написал в Москву с целью поддержать Вашу кандидатуру, я был заранее уверен, что ее не примут, но совсем по другим причинам… И письмо-то я отправил только для того, чтобы не отказать Вам в помощи, когда речь идет о деле, для Вас столь важном. То, что Вы не получали ответа, меня ничуть не удивило. И когда вчера в клубе русский полковник – имени его я не запомнил – подошел к Вам, чтобы поздороваться с Вами и поцеловать Вам, руку, я не сразу понял, в чем дело… Пока мне не перевели то, что он сообщил Вам лично, я, признаюсь, считал все это просто невозможным. Итак, Ваше предложение лететь на ракете в межпланетное путешествие принято. Мне понравилось, каким оценивающим взглядом окинул Вас полковник Советской Армии и как он сказал: «Мы согласны, я верю в ваше мужество и волю».

Путешествие состоится не завтра, и не Вы будете первой, да это и неважно. Если даже Вам не суждено достичьЛуны или другой планеты, ответ этот уже реальность. Этим ответом можно жить как наиразумнейшей мечтой, как обещанием, которое будет со временем выполнено. Вопрос времени и ничего более… Поскольку мы в это верим.