Эльза Триоле - Луна-парк

В кухне, над бельевым баком заливалась в три ручья мадам Вавэн. Казалось, что ее передник и руки мокры не от воды, а от слез.

– Говорят, они имеют право, – сказал Жюстен и с нескрываемым удовольствием услышал в ответ вопли и проклятия мадам Вавэн.

– Право! – кричала она во все горло, – право! Конечно, когда на одного целый десяток лезет, тогда право их! К чему тогда, скажите на милость, нужны жандармы? Только чтобы несчастных людей хватать – вот на что! Анонимное общество… этих анонимных, небось, не возьмешь! Все они промеж себя сговорились, все! Один толстяк в шляпе чего стоит… Им все нипочем. Эти анонимные ничего не бояться, пойди найди их…

Громко рыдая, мадам Вавэн скрылась в гараже. Она окончательно потеряла самообладание. Жюстен поглядел на дверь, на бельевой бак и пошел в библиотеку. Ярость улеглась. Зеркало в оловянной рамс отразило его бледное лицо. Небо тоже было оловянное.

Жюстен опустился в красное кресло. Можно было подумать, что те, уже старые известия об аресте Бланш, вызвали нынешнее безумие. И Бланш стала еще более осязаемо присутствующей здесь… У них были одни и те же беды. Жюстен Мерлэн, окончательно выдохшийся от ярости, незаметно заснул в кресле. Потухшая трубка выпала на ковер из его разжавшихся пальцев.

Его разбудили крики. Жюстен решил, что они вернулись, схватил первый попавшийся под руку предмет – тяжелый бронзовый бюстик Дидро – и побежал в сад…

Сцена разыгрывалась по ту сторону решетки в пролете стены, отделявшей сад от поля. На первом плане возле пашни тесной кучкой держались вчерашние молодчики в сапогах, разорившие сад Жюстена; лицом к ним выстроились в ряд крестьяне, вооруженные вилами… Обе стороны были разделены пространством нежно зеленеющего поля. Стоял оглушительный крик. Оловянное небо нависло низко, только вдоль горизонта полукругом шла светлая трещина. Обутые в сапоги молодчики сделали шаг вперед, крестьяне с отчаянной бранью подняли вилы. Молодчики сделали еще шаг, и их сапоги примяли нежную зелень. Крестьяне, стоявшие на краю поля, точно на берегу озера, обогнули его, разделившись на две группы стихийным непроизвольным маневром. Они бежали теперь, выставив вперед вилы, очевидно намереваясь обойти неприятеля слева и справа, не топча при этом рожь…, Молодчики, не раздумывая, бросились со всех ног наутек, прямо через посевы и скрылись в кустарнике, росшем по краю слегка горбившегося поля. Крестьяне не погнались за ними, они, опершись на вилы, смотрели, как враг улепетывает со всех ног. Крики, брань стихали, как грохот удаляющейся грозы. Не спеша, вскинув вилы на плечи, то и дело оглядываясь, крестьяне тоже пошли прочь и вскоре исчезли из виду.

Жюстен перевел дыхание… Бронзовый бюстик Дидро, который он ухватил за голову и сжимал изо всех сил, больно впился носом в мякоть ладони. Взволнованный животворным волнением, он шагал взад и вперед по саду. Мадам Вавэн, очевидно, уже ушла, иначе она, услышав крики, конечно, выскочила бы из дому. Все-таки он зашел на кухню, вспомнив, что со вчерашнего дня ничего не ел. А сегодняшний день, со всеми его происшествиями, вдруг показался ему нескончаемо длинным. Действительно, мадам Вавэн в кухне не оказалось, но, так как под бельевым баком горел слабый огонь, Жюстен догадался, что она вернется и принесет провизию. «Славная мадам Вавэн», – твердил про себя Жюстен, решив не дожидаться обеда и уписывая за обе щеки хлеб ссыром. Толстый сандвич, вроде тех, что подают в бистро. Эти фигуры в деревянных сабо, вилы грозные, как пики, настоящая сцена крестьянского восстания… Они-то не допустили гангстеров, не позволили превратить засеянное поле в пейзаж войны, нет, дудки! Молодчики получили достойный отпор; оказывается, вовсе не везде и не всегда они всех сильнее. А что если я брошу «Трильби», а что если я займусь «Жаку-Кроканом»? [13]Чудеснейшая тема! Лучший мой фильм! И он, может быть, в большей мере соответствует поступи нашего сегодняшнего мира, чем фантастические вымыслы «Трильби». Жюстен наспех проглотил стакан красного вина и быстрым шагом вернулся в библиотеку.

Там он без труда нашел «Жаку-Крокана»… В сущности он потому и вспомнил о Жаку-Крокане, что видел эту книгу здесь, в библиотеке Бланш. И опять-таки Бланш, внезапно вернувшаяся на землю из своих лунных палестин, подсказала ему эту тему.

Жюстен уселся перед письменным столом. Венчик над его головой пылал от внутреннего кипения. Его точно подхлестнули! Держа книгу водной руке, авторучку в другой, он начал делать выписки…

К вечеру, как раз в самый разгар работы, в дверь библиотеки постучалась мадам Вавэн.

– Мсье Мерлэн!

– Что такое?

– Вам письмо…

Письмо? Кто мог писать ему сюда, он никому не давал адреса. Кроме поверенного… Ясно, неприятности…

Мадам Вавэн вошла в библиотеку, держа в руке письмо:

– Письмо с почты вернули, мсье. Где оно только не побывало! Адресов-то на конверте сколько, поглядите сами! Адресат с последнего местожительства отбыл в неизвестном направлении… По всему свету им, почтальонам то есть, работа находится. Оставить вам письмо? Почтальон принес его сюда потому, что отправитель жил здесь. Сколько я ему ни твердила, что мадам Отвилль больше в этом доме не проживает, он все свое… говорит, что на почте не знают, где ее искать, и что письмо выбросят… Пришлось взять… А кушать вы, мсье Мерлэн, не хотите? Вы ведь ни к чему не притронулись… Так и заболеть недолго! Вы, конечно, знаете, что там на поле произошло… Я тоже знаю и до сих пор сама не своя хожу… А есть все-таки надо!

– Я не голоден, мадам Вавэн, я тут слегка закусил… До завтра, мадам Вавэн, я, видите ли, немного устал…

Жюстен легонько подтолкнул ее к порогу, закрыл за нею дверь, не спуская глаз с письма. Конверт был сплошь покрыт адресами, перечеркнутыми, написанными заново, перечеркнутыми вновь… Единственное, что можно было еще прочесть, – это имя адресата: «Господину Ж.Л. Отвилль». А на обороте конверта: «Отпр. Бланш Отвилль, Пьерс, Сена и Уаза». Бланш писала своему мужу! Штемпель… Штемпель гласил: 1957, все прочее неразборчиво… Итак, письмо пропутешествовало год, если не больше! Почерк крупный, пляшущий; чернила блеклые или поблекли от времени. Все еще стоя у дверей, Жюстен машинально повернул ключ в замочной скважине… Сейчас он совершит последний из недопустимых поступков, уже совершенных им: узкий разрезательный нож с острым металлическим лезвием, разрезательный нож, принадлежавший Бланш, очень аккуратно вскрыл конверт. Жюстен извлек из конверта несколько листков. Бумага для пишущей машинки… тс же самые блеклые чернила и крупный, пляшущий, очень четкий почерк… Сейчас он прочтет письмо Бланш к мужу, и это так же страшно, как распечатать телеграмму, может быть, несущую вам трагическую весть.