Наира Григори - Не чужие

Матвеевна пережила подругу на день. Через три часа после того, как ей сообщили горестное известие, легла спать и не проснулась.

Ну не оставлять же Никитичну одну – не чужие, поди…

РЕКА ВРЕМЕНИ

Старая Србуи стоит у витой кованой решетки и провожает глазами проезжающие машины.

Автомобили теперь сплошь большие, черные, стекла затонированы – и не разберешь, кто там сидит. А дорога стала узкая. Двум таким машинам не разъехаться.

А раньше дорога была хоть и грунтовая, но широкая. И район был окраинный, весь покрытый садами. А сейчас стал престижным: старые дома скупают и строят вместо них новые, большие. И каждый норовит часть дороги урвать, подальше свой забор поставить. Вот и стала дорога узкой.

И садов теперь не видно – одни стены да ограды. Понастроили домища, накупили машины огромные, и прячутся в них – ни поздороваться, ни словечком с соседями перекинуться. Удивительно: чем мельче человек – тем больше ему места надо занять…

«А вот мой Григор, – думает Србуи, – большой был человек. И душой, и сердцем. Но такой неприхотливый! Когда только вернулись в родные края, и выдали нам клочок этой каменистой земли на спуске в ущелье, радовался как ребенок!»

Встретили репатриантов, правда, не так уж и приветливо. Тогда во всех шпионов видели. Но не сослали – и на том спасибо. Григор был не простой работяга, а строитель с образованием. Хотя все тогда были непростые: и врачи, и архитекторы, и инженеры – всех ссылали. А их не тронули. Видимо, строители были нужны больше, чем врачи.

А потом, на этой скудной земле, муж построил их первый домишко с земляным полом. Там и родился их первенец – Армен. Как они были счастливы… А какой был мальчик – крепенький, смышленый! Все ему давалось легко – и языки, и математика. И что за красавец! Девочки вокруг сбивались в стайки и жужжали: Армен, Армен!

Всю жизнь Григор строил свой дом. Сначала вырыл маран, потом поставил крепкий дощатый пол и устроил светлую комнату, которая позже стала гостиной, выходящей окнами в ущелье. А за окнами разбил сад. Затем пристроил кухню и две спальни. А еще позже соорудил перед гостиной и кухней большую веранду. Если сидеть там за столом, то видно узкую змейку реки на дне ущелья. Сколько раз они ловили на веранде скорпионов! Но, слава богу, обошлось, никто не пострадал.

А сколько застолий помнила эта веранда, увитая виноградом! Правда, больше печальных. Потому что следом за Арменом она родила и потеряла двоих сыновей. А последнего не донесла, выкинула на позднем сроке.

Странно все устроено в жизни… Пока были бедные и, можно сказать, бездомные – все было хорошо. А как устроились… эх. Думали: всё, больше детей не будет. Да и возраст был уже немаленький.

И тут родилась Эрминэ. Маленькая, слабая. Не хотела Србуи к ней привязываться: боялась, что не вынесет очередной потери. Для ребенка всё делала механически. Даже от груди хотела отлучить…

Но Армен не дал. Он сразу полюбил сестренку какой-то звериной, яростной любовью. Стал ей защитником на всю жизнь. Обвинял мать, что та недостаточно ее любит. А Эрминэ глядела на мир черными печальными глазами, как будто прощаясь с ним каждый день.

Но все же девчушку выходили, вырастили. Армен возил ее заниматься плаванием, говоря, что спорт ей необходим. Учился он играючи, не прилагая усилий, и все свободное время уделял Эрминэ – старался всячески развивать сестру.

А у Србуи сердце словно окаменело. По-прежнему готовила, убирала, заботилась, но… без любви, а просто потому, что надо.

Григор дочку тоже обожал. «Мой дар» – называл ее. Хотя та и училась хуже, чем действительно одаренный брат, и болела чаще. Да и красотой не блистала, откровенно говоря. Глаза большие, чернющие, будто маслины, и бездонные – никогда не поймешь, что у нее на уме. Руки-ноги тонкие, как спички, бледные, безвольные. Потом уже, когда брат отдал ее в спорт, стала крепенькой, стройной. Не красавица, но с изюминкой.

А замуж не вышла. Поди пойми, что у девчонки на уме. Может, несчастная любовь какая – кто ее знает… Хоть и любила брата, но даже с ним не делилась. Только взгляд становился печальней, чем обычно.

А Григор все трудился, трудился… строил, строил свой дом. Вкус у него был отменный. Из любой ерунды мог, как говорят, «конфетку» сделать. И ставни необычные навесить, и стулья украсить, и стол старый облицевать – не налюбуешься.

А уж как неприхотлив был! Проголодался – мог краюшку хлеба посолить и съесть. Ни тебе пахлавы, ни разносолов с родины (с бывшей родины) – ничего не требовал. С обильных застолий убегал…

Всем помогал, но никого не пускал к себе в душу. Только ее, Србуи. «Ты моя святая 1!» – говорил он, поглаживая ее каштановые, а потом седые волосы.

Думала, так у всех. Однако, как не стало мужа, оглянулась – оказалось, он единственный был такой. Сам был святым человеком. Ни разу не нагрузил жену неприятностями, но всегда тащил груз ее скорби.

К этому времени Армен уже два года как уехал. На заработки. Тяжелое было время. А как отца не стало, и Эрминэ уехала к брату. Србуи сама ее вытолкнула – подальше от горя. И – слегла. Если бы не соседка, так и умерла бы вслед за мужем. Но та не дала, выходила. Спрашивается – зачем?.. Кому она нужна теперь: без Григора, без детей?..

А потом приехал Армен. Бранил, что не вызвала раньше.

Оказалось, пока Србуи лежала в беспамятстве, нижний сосед, которому всю жизнь помогали, чем могли, оттяпал кусок земли и оформил на себя. Когда узнали, было уже поздно. Вырубил деревья, посаженные Григором, и поставил забор.

Армен успокаивал мать как мог. Купил соседний дом и обещал, что разобьет вокруг сад. Только зачем ей новый сад, если, сидя на веранде, видишь не змейку реки в ущелье и сады, а глухую стену?

Потом Армен женился – на русской. Хорошо, что отец этого не увидел… Привозил невесту знакомиться. Красавица, конечно, слов нет. Но пустышка. Кроме внешности Бог ничего не дал: ни ума, ни глубины. Ни поговорить с мужем, ни позаботиться… Зачем? На это есть Эрмиша! А она создана, чтобы платья и драгоценности носить да красоту свою лелеять.

Еле уговорил ее сын двоих детей родить. Старший лицом пошел в мать, а глубиной в деда. Хороший мальчик… Александром назвали. У Србуи брат был старший, Алексан, от турецкого ятагана погиб в младенчестве. Она его не видела. «Будем считать, что в честь него», – вздыхала. А девочка темненькая, кокетливая растет, как мать. Чужих не признает. От Эрмиши ни на шаг!

Да… Если бы не Эрминэ, развалилась бы семья. А так – и хозяйка, и нянька, и психолог, и повариха. Вся, без остатка, отдалась семье брата. Вынянчила, воспитала племянников. А брату еще и секретарь. Невестка же – «только для украшения быта», как шутит Армен.

Раз в год приезжает к матери Эрминэ. Уговаривает переехать к ним. Но Србуи не отступает. Не уеду – и всё. Здесь могилы Григора и мальчиков. Куда она от них?..