Омар Саид - Потерянный мальчик

Со дня свадьбы прошел ровно год, и в эти выходные они готовились отмечать годовщину их брака, который был по совместительству ещё и днём рождения Сугры, и Али надо было срочно придумывать, что он собирается подарить своей «половинке» в предстоящий знаменательный день. Но в данный момент ему хотелось скорее отогнать подальше мысли о предстоящем «празднике», погрузившись в имитацию бурной деятельности на работе.

После того как машина остановилась перед высотным зданием, Али вышел из неё, хлопнул дверью и быстрым шагом пошел ко входу в бизнес-центр, где находился офис его организации. При приближении Али двери автоматически раскрылись, и он, пройдя в холл, поздоровался и подмигнул девушке, сидевшей за стойкой ресепшен, потом прошел дальше и вызвал лифт.

На секунду у Али промелькнула мысль о том, как бы сложилась его жизнь, если бы он не женился на Сугре, но его отвлек смуглый худой мужчина невысокого роста, лет пятидесяти, который встал рядом с Али в ожидании лифта.

На ногах у мужчины были шлепки, из одежды на нем были джинсы и синяя рубашка, у которой были расстёгнуты верхние пуговицы, из-за чего было видно его грудь, такую же синюю от наколок, как и его рубашка. Вся одежда мужчины, его руки и лицо были заляпаны пятнами краски. «Видимо, он маляр», – подумал Али.

Подъехал лифт, двери открылись, и Али вместе с синегрудым мужчиной шагнули внутрь. Али нажал на кнопку девятого этажа и посмотрел на маляра, тот быстро отозвался, сказав, что ему тоже нужно на девятый. После того как двери лифта закрылись, кислородное содержание кабины лифта начало быстро сокращаться и насыщаться букетом из запахов краски, растворителя и водочного перегара, исходившими от маляра.

Али кинул взгляд на часы – пол-одиннадцатого утра. «Не рановато ли для водки? – подумал Али. – Хотя отключить сознание нужно пораньше, если в пятьдесят единственное, чего ты добился, – это махать кисточкой за пять копеек».

«Не то, что ты, да?! Ты-то у нас молодец, всего сам добился…» – отозвался внутренний голос Али.

Он попробовал задержать дыхание. Маляр, заметивший старания Али, уже начавшего набирать остатки чистого воздуха в легкие, растерянно спросил: «Вам плохо?», и протянул к Али мозолистую руку, боясь, что тот вот-вот упадет в обморок, потеряв сознание. «Нет, нет. Всё хорошо», – ответил Али и, не дожидаясь, пока грязная рука заботливого маляра коснется его чистой одежды, сделал небольшой шаг в сторону.

«Это ты, если бы в твоей жизни не было Сугры. Полюбуйся!» – не унимался внутренний голос. Али помотал головой, чтобы отогнать от себя эту мысль, и постарался заглушить голос в потоке будничных мыслей. «Главное, что всё сложилось, как и задумывалось, а сейчас уже слишком поздно что-то менять. Время назад не отмотать», – ответил он внутреннему голосу. Наконец двери лифта раскрылись, и Али почти что выбежал из него.

За несколько секунд поездки в лифте он успел надышаться ароматами, исходившими от маляра, отчего голова начала жутко болеть, но, возможно, головная боль была вызвана его аллергией к нищете, которую он приобрел в браке с Сугрой. Эта аллергия и чистоплюйство с некоторых пор стали его спутниками, как у потомка какого-нибудь графа или, упаси боже, хана или бека 4 4 БЕЙ, -я и БЕК, -а, м. Титул мелких феодальных правителей и должностных лиц в некоторых странах Ближнего и Среднего Востока (до 1917 г. также в Закавказье и Средней Азии), а также лицо, имеющее этот титул; добавление к имени в знач. «господин». ХАН, -а, м. У некоторых тюркских и монгольских народов: феодальный владетельный князь, монарх, а также титул князя, монарха. .

Пройдя по коридору, Али приблизился к дверям своей шарашки. Слева от двери на уровне глаз была прикреплена стеклянная табличка с названием его фирмы. Буквы на табличке, естественно, были золотистого цвета.

Али открыл дверь и прошел внутрь. Когда он зашел, все сидевшие внутри встали и выпрямились по стойке «смирно». Он неспешно устремился в сторону своего кабинета, попутно кивая в знак приветствия труженикам своего предприятия.

Подойдя к кабинету, на дверях которого гордо висела табличка «генеральный директор», также с буквами золотистого цвета, Али заметил, что Тути отсутствует на рабочем месте. Он прошел в свой кабинет, уселся в кресло за рабочем столом и стал торопливо набирать номер Тути по мобильному.

Кабинет у Али был небольшой, но укомплектованный всем необходимым. Были тут и два маленьких диванчика, поставленные друг напротив друга, для тет-а-тет бесед с клиентами, между диванчиками – низенький стеклянный столик, были также кресло и рабочий стол, за которым «работал» Али, на стенах висели картины и телевизор, а на полу был постелен дорогой ковёр. Всё, что было в кабинете, должно было кричать его посетителям о достатке его хозяина, по мнению Али.

Спешка Али, с которой он пытался дозвониться до Тути, была вызвана тем, что на него надвигалась «пустота», так неумолимо, как неумолимо надвигаются, плывя по небу, весенние тучи, чтобы пролить свой мокрый груз на ничего не подозревающий город и смести людей с улиц, попрятав их под разного рода навесами.

Пустотой Али называл внутренний голос, который начинал свой нескончаемый монолог, как только он оставался наедине со своими мыслями, например, так, как это было в лифте с маляром.

Пустота окутывала его густым туманом неудобных вопросов, вторгалась в его зону комфорта и, одолевая, требовала ответов, которые Али давать не хотел, зная заранее, к чему они могут его привести. Ответив на эти прямые вопросы, ему не хватит смелости изменить себя, но хватит трусости остановить этот цирк, который он называл своей жизнью.

Все мы, думал он, как Иозеф К. 5 5 «Процесс». Ф. Кафка. , находимся в процессе, который начался давно до нашего рождения и продолжится, когда нас не станет; с чего он начался и чем закончится, нам неведомо, так как целой жизни человека, даже самого долгожителя планеты, не хватит, чтобы увидеть конец сего процесса.

Процессу этому нет начала и нет конца, нет в нем никакого смысла, нет у его участников предназначений и предначертаний, ведь каждый из них слишком немощен, чтобы изменить течение процесса в одиночку, и слишком тщеславен и себялюбив, чтобы попытаться изменить течение процесса вместе с другими.

Я знаю правду, продолжал Али свою мысль, только дураки живут и умирают ради высоких идеалов. Неважно, жил человек высокими идеалами или был последней скотиной, – это ничего не изменит! За сто километров от его деревни никто даже не знает о его существовании, а через сто лет после его смерти никого не будет волновать, существовал ли он на самом деле. Это процесс ради процесса, ничто во вселенной не изменится: будь я праведником или грешником, звезды будут светить, земля будет крутиться! Так зачем же мучить себя?!