Галина Мамыко - Двойная жизнь профессора Ястребова

Однажды она решилась и спросила его, будет ли он жениться на ней.

– Мы разве не женаты? – сказал он и пристально посмотрел на неё тем взглядом, от которого она терялась и не умела сказать ни слова против.

– Но… – сказала она и замолчала.

Он усмехнулся, резко притянул её к себе, и стал мучить её тело своими сильными, жестокими руками. Ей казалось, её плоть раздирают на части, и в какой-то момент она закричала от боли. Но он ещё сильнее мучил её, и с удовольствием слушал, как она кричит: «Перестань! Не трогай меня!» Ещё никогда она не кричала так страшно, и ещё никогда он так страшно не издевался над этим красивым молодым телом, её крики привели его в не прекращаемое наслаждение, её боль подогревала его страсть. Он был в упоении от её физических страданий. Наконец, он отпустил её, когда убедился, что она без чувств.

После той жуткой ночи она не приходила к нему домой целых три недели. Она испытывала такой ужас при мысли о новой близости с ним, что подумывала бросить всё и уехать из города. Но он не отпускал её. Он ходил каждый день к ней в общежитие с цветами, он плакал и стоял перед ней на коленях, не стыдясь чужих людей. Однажды он пришёл к ней совершенно больным, с высокой температурой, и снова плакал, и говорил ей сквозь кашель о своей любви. Он показался ей таким одиноким, старым, заброшенным, похудевшим, никому не нужным, беспомощным, что жалость схватила её сердце. И она пошла с ним снова в ту жуткую для неё квартиру. Он слёг, и она выхаживала его в долгой болезни. Он предложил ей окончательно перейти жить в его квартиру. И вот тогда впервые он сам завёл разговор об их свадьбе. Пообещал жениться, но не сейчас, потому что сессия, лекции, работа. Летом тоже нельзя – заграничные поездки, реконструкции. А вот осенью, да, осенью мы поженимся, сказал он. И так сказал уверенно, твёрдо, что она безоговорочно поверила. И он тоже поверил.

Но пришла осень.

И однажды случилось то, чего он боялся.

Он вовсе не собирался убивать её. Да и заявление в ЗАГС уже было подано. Но они поссорились. Она впервые собралась уйти куда-то без его ведома. Он вернулся домой раньше времени и застал её на пороге. Она смутилась, и её смущение ему не понравилось. Она сказала, что приглашена на день рождения к сокурснику. Он вырвал из её рук модную, им подаренную, итальянскую сумочку, а потом пнул её в живот, запачкав подошвой ботинка её светлый, также им подаренный, французский плащ. Подобного он не допускал ещё… Это была не любовь, это уже была ненависть. Она побледнела, и внезапно, исказившись в лице, выкрикнула страшное для него слово. Кажется, она назвала его «ублюдком».

Это потрясло его. Это напомнило последний день с Лидией. Но Лидия не говорила таких слов. Она просто плеснула ему в лицо кофе. «Ублюдок» в лицо – это не кофе.

Последнее, что он запомнил, полные ужаса глаза Ксении. У него помутилось в голове. Бешенство охватило его. Будто в тумане, он слышал её душераздирающие крики.

Он устал, но продолжал швырять её о стены, об пол, а потом овладевал ею, и вновь швырял её о стены. Её голос становился тише, она просила о пощаде, потом шептала что-то, и затихла.

Он остыл, когда ощутил неподвижность её тела. Он смотрел на её тело у своих ног в ожидании, когда оно шевельнётся.

Нет, она больше не шевелилась. Не поднимала с пола голову, не молила его глазами, как ещё несколько минут назад. Её глаза были закрыты.

Но дыхание, кажется, ещё в ней теплилось.

Он вспомнил, что она кричала: «Между нами всё кончено!». Она уйдёт от меня, думал он. Она уйдёт, уйдёт от меня, повторял он одно и то же, тупо глядя на неподвижное тело, и мысль, что она бросит его, вызывала в нём злобу. Нет, она не уйдёт, я не дам ей это сделать, снова думал он, и гнев душил его. Он вспоминал про «ублюдка», потом это её «всё кончено», и ему снова хотелось бить и мучить её.

«Да, кончено!» – сказал он вслух, отпихнул ногой её тело и ушёл на кухню пить водку.

Он пил и ему казалось – он трезв.

Он достал ружьё, пришёл к телу, и выстрелил ей в голову.

Ему чудилось, она жива, и он снова стрелял.

На следующий день он поздно проснулся, у него болела голова, и он хотел в полусне овладеть Ксенией. Но рядом никого не было. Он вспомнил, что ночью убил её.

Он посмотрел на страшное истерзанное тело на полу и заплакал.

Он стоял на коленях возле неё, плакал, выл, и всё тряс, тряс её тело.

Автор: А.В.

18+ Черновик. Сайт ЛитНачало.

– А я буду рад, если он придёт к нам, – сказал отец убийцы.

– О чём ты говоришь, Миша. Мы его никогда уже не увидим, никогда! – сказала мать убийцы, тронув рукой рядом сидящего мужа. Её голос дрогнул.

Она мельком взглянула на журналистов и опустила голову. Она не хотела, чтобы кто-то заметил её слёзы.

Муж покосился на неё, вздохнул. Как и его жена, он тоже не мог скрывать докучавшую ему старость. Свист тяжёлой одышки мучил его.

После того, как он узнал, что из «просто отца» превратился в «отца убийцы», он перестал хотеть жить. И та одышка, которая раньше огорчала, теперь давала надежду на собственную близкую смерть. Но ещё сильнее его удручала жалость к сыну. О сыне он давно подозревал, что с тем не всё в порядке. Он не говорил никому о своём открытии, тем более безумствующей в любви к сыну супруге. Уж только не ей, бедняжке. Он страдальчески приглядывался к сумасбродным выходкам Андрея и жалел его. И не удивился, когда тот приобрёл, как это называл отец, «синдром Наполеона».

«Однако, странно, – думал он, – почему гении подвержены шизофрении?» Он вспоминал знаменитостей с психическими отклонениями, это как-то успокаивало. «Вот и мой, он гений, а значит, того…» «Одарённость создаёт в человеке дисбаланс, это накладывает отпечаток на психику».

Он чувствовал себя виноватым. Вот, он, отец, без завихрений, а сын… Печально или нет, но Андрей о своей придурковатости не догадывается. Если бы догадывался, тогда это было бы другое дело. Тогда обычное актёрство, полбеды. А тут, на полном серьёзе, Андрей Михайлович Ястребов живёт в выдуманном им мире, по своим выдуманным дорогам ходит, придаёт значение выдуманным им искусственным ситуациям, и думает, что это не кураж, а жизнь избранного человека. Он верит, что является уникальным Человечищем вне времени. А на самом деле у него нет ничего святого, нет Родины, нет друзей, всё это лишь бутафория, это сцена, на которой он играет. И лишь одно для него реальность – это не реальность, то есть – Наполеон, ему и молится. Интересно, а если бы Наполеона не существовало, кого бы ему на замену выбрал мой сын? Александра Македонского? Фридриха Ницше? Гитлера? Бабу Вангу? Хм… Ну да-ну да…

Нет, это не врождённое, думает отец. И это не по наследству. В этом он убеждён. Не хочется думать, что в его роду дурная наследственность. Не слышал он о шизофрениках в их роду. А раз человек родился нормальным, значит, всё последующее – дело такое, житейское. Упал, очнулся – гипс. С Андрюшей такого, слава Богу, не случалось. А что тогда? Воспитание? Нет, с этим о`кей. Остаётся – что? Дурное влияние общества?