Анна Фимина - I измерение

Пока. Целую тебя, твоя Татьяна»

В дверь долбят ногой. Ольга быстро суёт письмо за пазуху и отворяет двери. На пороге стоит Ленка.

– Тебе что, Долгов выговор влепил? – её глаза синие пресиние, такими тёмными они становятся у Ленки только во время гнева, когда ею владеет чувство обиды и злости, она даже их чуть прищуривает и всё лицо её становится выразительным и чрезвычайно красивым.

– Да.

– Вот олух! Ты ему хоть рассказала, как дело было?!

– Конечно! Ведь тетка Нюрка, сама знаешь, все вечно перевернет с ног на голову.

– Да слышала уже! Такое наплела – все бабки в погреба попрятались, а деды бога вспомнили – крестятся да молитвы читают.

Ольга расхохоталась злым смехом.

– Хочешь, – вдруг совсем миролюбиво предложила Ленка и достала большое яблоко из кармана юбки. Ольга взяла.

– А ты хочешь? – и она протянула Ленке два конверта.

– От Сергея?! – удивилась Ленка, Ольга иронично кивнула. – От Таньки! – задохнулась от радости подруга, она подпрыгнула на месте, как молодая козочка, и побежала на прежнее место Ольги в зимниках.

В это лето в Енисейц прибыли два новеньких трактора, а с ними приехал весь сияющий механик – машинист Лешка Адрианчук, младший брат Андрея. Он, лихо заломив кепку, щеголял по цветущему Енисейцу под жадным взглядом любвеобильной Шурки Сковородниковой. Ей нравились красивые удачливые парни и её мрачная душонка в этом красивом теле разрывалась между Димкой Емельяновым, главбухом, которого она обрабатывала давно, но все безрезультатно, приезжим Лешкой Дегтярёвым и теперь ко всему этому цветнику добавился ещё и Лёшка Адрианчук. Но она была глубоко уязвлена в своей девичьей «гордости», когда узнала, что Лешка посватался к очень миленькой секретарше председателя Верочке Алмаз. Правда «фигу трижды целовать», как говорилось в Енисейце о сватовстве, пришлось у старшей сестры Верочки, у Натальи, которая срочно приехала из Москвы в Енисейц, чтобы выдать сестрёнку замуж. Свадебный обряд проходил, хотя и в ЗАГСе, но со всеми народными обычаями. На девичнике Ленка, Ольга, да сестра невесты обмывали девушку, заплетали ей косы и пели красивые длинные песни, что издавна певали енисейки на своих девичниках. Песни заунывные, берут за душу коренную москвичку, что попала по распределению в этот дальний забытый край. Невеста искренне плачет и даже голосит, жалея свою вольную жизнь, да девичью честь.

Ольга уходит с девичника раздраженная:

– Никогда не выйду замуж, – зло говорит она заплаканной Ленке Митяевой. – Жить с одним и тем же человеком под одной крышей изо дня в день, терпеть все его выходки. Нет! Никогда! – она встряхнула своей курчавой шевелюрой, отгоняя мрачные мысли подальше.

– Оля, – девушек догоняет тётя Дуня, мать Лешки и Андрея Адрианчуков. – Ты зайди ко мне завтра в обед, есть о чем ворковать.

– Хорошо.

На следующий день Ольга заходит в большой, просторный дом Адрианчук.

Она думает, что тетя Дуня попросит быть на подручных у кухарок, которые взялись готовить кушанья на свадьбу. Но речь видно будет идти совсем о другом. Она быстро уводит Ольгу в дальние комнаты дома, где еще до сих пор не вынуты вторые рамы и где пока никто не живет.

– Садись, голуба моя, – это быстрая маленькая и очень упитанная женщина быстро ставит Ольге стул, прихваченный между прочим на кухне.

Ольга послушно садиться. Тетя Дуня с раскрасневшимся от печного жара лицом шустро подбирает юбки, смахивает пыль на сундуке и садиться.

– Ну что Корсунова пишет? – усмехаясь, спросила она.

Ольга выпрямилась и прямо посмотрела на Адрианчук.

– По-моему она давно не Корсунова, – холодно и четко отвечает она. – И вам пора бы уж это усвоить, невелика задача.

– Да ты не злись, голуба, – говорит тетя Дуня, и по её голосу нельзя было определить злиться она или с перемирием затеяла этот разговор.

– Значит, все-таки поженились? – она выжидающе смотрит на Ольгу.

– Да вы что, теть Дунь, издеваетесь что ли?! – Ольга резко встает с табурета, но вдруг одна мысль поразила её, и она медленно садится обратно. – Так вы совсем ничего не знаете о них?

По лицу тети Дуни вдруг побежали слезы, она всхлипнула. Ольга растерянно подходит к ней и садится рядом на сундук.

– Он не пишет нам совсем, как тогда ночью ушел…. И ведь ни весточки не прислал. Я знаю, он у меня железный: раз сказал – значит сделал! Он видно нас совсем из жизни своей вычеркнул. Мы ведь ему плохого советовали, вот и потеряли все свое родительское уважение. А мы ведь не каменные. Он хоть, – она махнула головой на другую половину дома, – Степан-то хоть и хмурится, молчит, а по глазам видно, что соскучился по сыну, что душа у него не на месте, что прощает ему его ослушание. А я-то давно все Андрюшеньке простила, – она вытирает кончиком платка слёзы.

– Так вы бы пришли ко мне. Ведь знаете, что они мне пишут.

– Степан не велит, я и молчу. А ты тоже хороша – ничего-то от тебя не добьёшься.

– Отлично! Я ещё и виновата. Она боялась мужа ослушаться! Молодец! Аж зла не хватает! А если бы он убил Андрея как тот Мотео Фальконе?!

– Какой ещё Мальконе?! – испугалась Адрианчук.

– Я вам не тетка Нюрка, чтобы трепаться по деревне про то, что мне написано. Я прочитала, да под сундук спрятала.

– Ну, так расскажи мне!

– А дядя Степа велит?! – насмешливо спросила Ольга.

– Теперь велит, – шмыгнула тетя Дуня. – Написать бы им, а?

– Напишите, в чем же дело?

– Рассказывай.

Ольга поведала обо всем, что сама знала.

– Мы хотим на свадьбу их пригласить. Как ты думаешь – приедут?

Ольга пожала плечами.

* * *

Лешка и Вера садятся во главе стола. Рядом сидит Наталья Алмаз, сестра Веры, а с другой стороны родители жениха. Следом восседал Андрей Адрианчук с сынишкой Максимкой на руках.

Получив письмо с приглашением на мировую, Андрей долго не раздумывал, стал собираться в Енисейц. А вот Любаша испугалась и все рассуждала, ехать ей или не стоит. Андрей не убеждал, оставил за женой право выбора. Только категорично заявил, что Максимку возьмет с собой обязательно. Любаша согласилась. И в Енисейц приехали всей семьей после годового отсутствия. Деревня встретила их ласково, никто и не вспомнил о происхождении Любаши, как будто Любка Корсунова была другой человек, а Любаша Адрианчук в Енисейце никогда не жила, так, смоленская девушка.

На свадьбу, как правило, приглашалась вся деревня, и гуляли два, а то и три дня. К столам, накрытым прямо на дворе Адрианчук, допускался всякий и стар и млад. Парадом верховодил Мишка Мейдзи. Он произносил веселые тосты, затеивал игры, хороводы и танцы, запевал песни под гармонику.

Ольга, Ленка и Любаша сидели рядом и никак не могли наговориться.