Array Антология - Книга Иуды

Однако мы лишь наполовину можем объяснить смысл фигуры Иуды полемической направленностью апокрифа против церковных христиан: мы пока совсем не затрагивали космологии «евангелия».

Спрашивается: если Иуда уже гностик, если он знает об «эоне Барбело», то зачем вся эта космогония, не достаточно ли объяснения его собственной миссии? Вероятно, откровение, которое он получает, не вполне соответствует тому, что он знал до сих пор. Вероятно, он «помышлял о высоком» недостаточно верно.

Такой вывод подтверждается, прежде всего, тем, что Иисус, рассказывая о «великом и беспредельном эоне», не называет его Барбело, и в дальнейшем это имя в откровении не фигурирует. Далее, вся последовательность космогонического процесса очень близка важнейшему гностическому тексту «Апокриф Иоанна» (см. параллели в комментарии) [17] См. перевод М. К. Трофимовой в кн.: Апокрифы древних христиан. М., 1989. С. 197–218. . Но имеются и различия – то более, то менее существенные. Скорее всего, откровение претендует на то, что оно есть новое откровение, как это обычно и бывает в подобных текстах. Основываясь на «барбелиотском» мифе, автор подвергает его ревизии. Таким образом, можно предположить, что «Евангелие Иуды» содержит полемику не только против церковных христиан, но и против других гностиков, чему также есть аналоги среди текстов Наг-Хаммади (например, в так называемом «Свидетельстве истины» [18] См.: Хосроев А. Л. Александрийское христианство. М., 1991. С. 223–232. Перевод А. Л. Хосроева. ).

Иуда до получения откровения был, условно говоря, «гностиком-барбелиотом», и это уже было «неплохо», но гораздо «лучше» стало, по мнению автора, когда он получил «истинное» откровение, содержание которого тогда было известно лишь Иисусу, а теперь оно известно автору апокрифа. Едва ли автор рассчитывал «обратить в свою веру» церковных христиан; в то же время он мог надеяться на большее понимание со стороны собратьев-гностиков, излагая им известный космогонический миф в своем, более «истинном» варианте.

Чем же отличается космогония «Евангелия Иуды» от космогонии «Апокрифа Иоанна»? Специалисты напишут об этом еще немало страниц. Пока обратим внимание на два существенных, с нашей точки зрения, обстоятельства.

Во-первых, в космогоническом мифе «Евангелия Иуды», кажется, полностью отсутствуют женские персонажи, начиная с той самой Барбело (слово женского рода) и кончая наиболее распространенными Софией, Эннойей и Пронойей. Нет не только самих этих персонажей, но и слов «мать», «зачинать», «рождать», «рождаться». «Саморожденный» (Аутоген), называемый в «Апокрифе Иоанна» «Сыном» (и отождествляемый поэтому с Христом), здесь так не назван: он появляется из облака именно сам . Даже Ева, именуемая иначе Жизнью, не называется, однако, матерью всех людей, как в «Апокрифе Иоанна» и других гностических текстах.

Во-вторых, как мы только что видели в случае с «Саморожденным», существует тенденция к рационализации мифа. В самом деле, логичнее, чтобы «Саморожденный» рождался сам, а не от кого-либо. Устранение всякого женского начала из космогонии также вполне логично, ибо о рождении в человеческом смысле речи там не идет. О той же тенденции может говорить и общее упрощение космогонической схемы по сравнению с использованным в ней образцом (ср. тот же «Апокриф Иоанна»). И особенно характерен выбор получателя откровения: во-первых, он специально обосновывается (только Иуда «может стоять» перед Иисусом), чего обычно не бывает в откровениях, а во-вторых, выбор этот падает на одиозную для Церкви фигуру, что выглядит куда естественнее, чем, скажем, в «Апокалипсисе Петра», где антицерковным гностиком оказывается вдруг сам глава Церкви апостол Петр!

Впрочем, все это, конечно, только предварительные соображения.

Во всяком случае, перед нами произведение, созданное в некоем сообществе, учение которого расходится с традиционными гностическими представлениями. Кое-что об этом сообществе было известно и до того, как было найдено «Евангелие Иуды».

Ириней Лионский, церковный ересиолог конца II века, пишет (Против ересей, I, 31) о неких «каинитах», которые реабилитируют всех одиозных персонажей Ветхого Завета, начиная с первого убийцы Каина. «У них, – добавляет Ириней, – есть и Евангелие Иуды, которое они же сами сочинили» [19] См. с. 90 наст. издания. .

Имел ли в виду Ириней тот самый текст, который опубликован теперь? Могло бы быть и иначе, ведь среди апокрифов попадаются сочинения с одинаковыми именами, но разные по содержанию, по времени и месту создания. В данном случае вероятность совпадения, однако, почти полностью исключается сообщением современника Иринея, Тертуллиана, который пишет в начале трактата «О крещении»: «Появившаяся здесь недавно гадюка Каиновой ереси многих увлекла своим ядовитейшим учением, обращаясь в первую очередь против крещения». Это совершенно точно соответствует главному обвинению в адрес церковных христиан, выдвигаемому «Евангелием Иуды»: крещение оценивается как принесение в жертву того, над кем совершается этот обряд, как жертвоприношение демиургу Сакласу, а тем самым – как убийство. К сожалению, место, где крещение оценивается непосредственно Иисусом (55 —56), читается плохо, но из сопоставления сохранившихся мест смысл достаточно ясен.

Итак, очевидно, «Евангелие Иуды» возникло во второй половине II века в секте «каинитов». Но насколько верна информация, которую дают об этой секте христианские ересиологи? Ясно, что гностики и церковные христиане вообще были настроены друг к другу враждебно, а в случае с «каинитами» противостояние было, разумеется, особенно жестким. Готовы ли мы на слово поверить «Евангелию Иуды», что крещение детей есть духовное детоубийство? Высказывания ересиологов также не следует считать полностью объективной информацией.

Тертуллиан, видимо, более объективен, нежели Ириней. Он пишет (Против всех ересей, 2) о том, что смысл предательства Иуды оценивался самими «каинитами» по-разному. Одни говорили, что Иуда поспособствовал аресту Иисуса, когда увидел, что тот намеревается «изменить Истине». Другие возражали, говоря, что Иуда воспрепятствовал замыслу злых духовных существ, архонтов (буквально «начальников» – некий «чин» гностической «небесной иерархии»), желавших предотвратить спасительную для человечества крестную смерть. Соответствующее место в «Евангелии Иуды» читается очень плохо, но ясно, что от первого воззрения автор далек, в то время как второе понимание вполне могло соответствовать его взгляду (ср. 57: «горе… архонту, ибо будет он сокрушен»).

Сообщение Иринея о реабилитации «каинитами» ветхозаветных злодеев выглядит более сомнительным, хотя зерно истины в нем, конечно, есть. Враги злого демиурга, каковыми оказываются, согласно Ветхому Завету, Каин, содомиты и прочие подобные, могли быть оценены как союзники «вечного Духа», а значит, и предшественники самих сектантов.