Ирина Кукушкина - Вернуться!

«Приехать бы сюда в сезон. Вот уж где урожай!» – думал он, собирая в пригоршню бруснику и отправляя её в рот. Зубы заломило от холодных ягод, и он почувствовал, что немного озяб. Пора было возвращаться на берег.

Иван продвигался по склону к небольшой рощице, бережно неся в пригоршне собранную для Улафа бруснику, стараясь не рассыпать и не помять свою добычу. У рощицы он немного задержался и осмотрелся. Невысокие деревца густо росли на более-менее ровных, не занятых валунами площадочках, создавая укромные закуточки.

«Вот здесь и надо устраиваться», – решил Иван и вдруг заметил в одном из таких закутков небольшое дощатое строение. Он подошёл поближе. Перед ним был полу-домик или полуземлянка, с прикрытой на щеколду щелястой дверцей. Он осторожно снял щеколду и заглянул внутрь. Видимо, это был заброшенный охотничий домик, в котором уже давно никто не бывал. Внутри стоял маленький, плохо оструганный столик, старая замшелая скамья, а у стены притулилось что-то похожее на нары.

Иван вошёл внутрь, цепляясь ногами за полусгнившие ветки, набросанные на земляном полу. Глаза привыкли к сумрачному свету, и он заметил на столе жестяной котелок и пару кружек. Чуть дальше стоял небольшой закрытый жестяной ящичек. Иван осторожно высыпал ягоды в кружку и открыл ящичек. Вот это находка! В ящичке лежали завёрнутые в целлофан большой коробок спичек, кулёчек с солью и несколько чёрствых обкрошившихся сухарей, а под ними – старый заржавелый нож, кусок лески и несколько крючков разной величины. И уже совсем на дне он увидел кусок газеты на непонятном языке. Это действительно был не то охотничий, не то рыбацкий домик, которым, по-видимому, уже давно не пользовались. В стене рядом с нарами даже был устроен небольшой очаг с трубой, выведенной через низкую крышу наружу. Рядом пара неизрасходованных, уже трухлявых поленьев.

«Вот это повезло. Можно продержаться некоторое время», – сказал он вслух и сам удивился хрипоте своего голоса.

Иван взял нож, вышел наружу и срезал несколько голых прутьев. Соорудив что-то вроде веника, он вернулся в избушку и принялся выметать мусор и паутину. На нарах он приметил старый парусиновый плащ, вынес его на улицу, вытряхнул и бросил на низкий кустик, росший рядом. Проветриться. Затем он насобирал охапку сучьев, посуше и потолще, собираясь разжечь огонь, но передумал, решив сначала сходить за Улафом.

Закончив нехитрую приборку, он взял кружку и снова отправился к брусничнику. Там быстро наполнил её до краёв и поспешил на берег.

Улаф ждал его, пытаясь поддерживать догорающий огонь. На его вопросительный взгляд Иван отвёл глаза и со вздохом покачал головой. Улаф с надеждой смотрел на незнакомую кружку и тогда Иван жестами стал объяснять ему про охотничий домик и то, что им надо собираться и переходить на новое место. Пока Улаф перекусывал ягодами, он понадёжнее закрепил лодку, чтобы её не смыло волнами и приготовил для переноски вещи. Оценив всё взглядом, решил двигаться, перенося поочерёдно то Улафа, то вещи. Тащить Улафа было довольно тяжело, но он слегка передыхал, возвращаясь за вещами. Усталость брала своё, переходы становились всё короче, а отдыхать приходилось всё дольше и дольше.

Путь занял не один час, но они, наконец, добрались до места. Иван устроил Улафа на нарах и занялся разведением огня.

Тепла от печурки было немного, всё оно уходило через щели в стенах и потолке, но это было всё равно лучше, чем ночевать на улице. Набрав в котелок снега, он согрел воду и бросил туда немного оставшейся брусники, раскрошил в кружки один из сухарей и залил горячей водой. Получилась жидкая и совсем неаппетитная баланда, но голод брал своё, и эта еда всё же немного его утолила. Иван принёс ещё прутьев, чтобы хватило до утра, и они кое-как устроились на нарах, укрылись плащом и попытались уснуть. Спать таким образом было и жёстко и неудобно, но усталость взяла своё и, помучавшись немного, они наконец заснули.

Короткая апрельская ночь пролетела быстро, мужчины проснулись с первыми проблесками дневного света. Бока болели, но усталость прошла, и они чувствовали себя лучше. Даже Улаф немного ожил, но ноги его ещё не слушались и потому Иван усадил его поудобнее рядом с огнём и занялся разогреванием воды. На этот раз Иван размочил в котелке часть крупяного брикета, который они жадно съели, запивая брусничным чаем.

Пора было побеспокоиться о еде. Леска и крючки были кстати. В качестве удилища Иван приспособил, найденную им, короткую крепкую палку. Вырезал ножом блесну из крышки железной банки. Положил её на большой валун и обстукал края небольшим, но увесистым камнем, затем натёр до блеска. С грузилом пришлось потрудиться дольше, но и его он скоро приладил на место и привязал крючок и выструганный из куска деревяшки поплавок.

Наконец, обеспечив Улафа топливом для печурки, Иван отправился на берег. Побродив у воды, он набрал опарышей и устроился на невысоком отвесном берегу. Для начала он решил попробовать забросить удочку без наживки. Леска опустилась почти вертикально, и блесна ушла под воду. Ждать почти не пришлось. Почувствовав лёгкий толчок, он дёрнул леску, подсекая рыбу и начал выбирать её из воды. Без катушки это было неудобно, но он справился. Наградой за труды была небольшая треска. Она приятно трепыхалась в руках, когда Иван снимал её с крючка, крепко сжимая пальцы, чтобы не сорвалась. Затем он опять опустил леску в воду и почти тотчас вытащил следующую рыбу. Иван вошёл в азарт, рыба садилась на крючок сразу, как только блесна ныряла под воду. Оставалось только быстро подсечь её и аккуратно выбрать леску. Уже через час среди камней лежали полтора десятка серебристых рыбок.

«Пора заканчивать», – остановил он себя: – «Сразу всё не съедим, а хранить всё равно негде». Он с сожалением смотал леску, собрал рыбу и вернулся к Улафу.

В этот день они ели уху, ягоды и пили чай из почерневшего под снегом прошлогоднего брусничного листа. Чувство голода наконец-то ушло, и в теле появилась приятная истома.

После обеда Иван помог Улафу выбраться из избушки и устроил его на солнечной стороне большого камня, лежавшего неподалёку. Понемногу завязался разговор. Сначала преобладали жесты, но потом оказалось, что Улаф немного говорит по-английски, а Иван вспомнил свои неглубокие школьные познания. Вот уж не думал он, что придётся однажды пожалеть, что когда-то обращал так мало внимания на изучение, казалось бы, совсем бесполезного для военного моряка языка. Надо же, когда пригодился! Они определились со временем, и Иван сделал зарубки ножом на небольшой осинке рядом с их временным жилищем. Со времени его падения в море прошло уже четыре дня, после гибели рыбацкого судна два.