Джордж Элиот - Мельница на Флоссе

Глядя на горящую нетерпением Мэгги, Том улыбнулся: приятно было видеть его лицо, когда оно вдруг озарялось улыбкой — серые глаза под нахмуренными бровями могли быть очень ласковыми.

— Нет, Мэгги.

— И я могу оказаться лучше, чем ты думаешь?

— Надеюсь, так оно и будет.

— Ты позволишь мне как-нибудь прийти, напоить тебя чаем и еще раз посмотреть на эту крохотную жену Боба?

— Хорошо. Ну, а теперь беги. У меня нет ни одной свободной минуты, — проговорил Том, глядя на часы.

— Даже для того, чтобы поцеловать меня?

Том нагнулся и, поцеловав Мэгги в щеку, сказал:

— Ну, будь умницей. Мне надо еще многое обдумать. Нынче мне предстоит серьезный разговор с дядей Дином.

— Ты будешь завтра у тетушки Глегг? Мы собираемся рано пообедать, чтобы поспеть туда к чаю. Ты непременно должен прийти — Люси поручила передать тебе это.

— Пф! Будто у меня нет других дел, как ходить по гостям, — пробурчал Том и так отчаянно дернул колокольчик, что шнурок остался у него в руке.

— Ой, как страшно! Бегу! — воскликнула Мэгги и, смеясь, скрылась за дверью: между тем Том, как и подобает истинному мужчине, отшвырнул шнурок колокольчика в самый дальний угол комнаты, что было, однако, не так уж далеко… Я льщу себя надеждой, что это небольшое наблюдение, почерпнутое из житейского опыта, найдет сочувственный отклик в сердцах немалого числа всем известных и ныне благоденствующих мужей, когда-то на пороге своего вступления в свет питавших очень большие надежды в очень маленьких комнатках.

— Теперь, Том, когда мы покончили с ньюкаслским делом, — сказал в тот же день мистер Дин племяннику, с которым беседовал у себя в кабинете банка, — я хочу потолковать с тобой еще кое о чем, и, поскольку тебе предстоит провести две-три недели в этом дымном Ньюкасле, где, надо думать, тебе не сладко придется, для бодрости духа недурно иметь что-нибудь приятное в перспективе.

Том уже с меньшим нетерпением, чем когда-то, ждал, пока дядюшка, достав табакерку, методично угостит каждую ноздрю доброй понюшкой табака.

— Видишь ли, Том, — проговорил наконец мистер Дин, откидываясь в кресле, — жизнь движется теперь более быстрым шагом, чем во времена моей молодости. Да, сэр, сорок лет назад, когда я был таким же рослым молодцом, как ты сейчас, считалось, что человек должен все свои лучшие годы тянуть оглобли, прежде чем ему удастся завладеть кнутом. Ткацкий станок работал медленно, да и моды менялись не так быстро. Мой парадный костюм служил мне ни много ни мало добрых шесть лет. Во всем был меньший размах — я имею в виду денежные траты, сэр. Этот пар перевернул все! Каждое колесо вертится теперь в два раза быстрее, в том числе и колесо фортуны, как удачно заметил наш мистер Стивен Гест в своей речи на банкете (просто диву даешься, как он всегда ухитряется схватить самую суть, особенно если принять в расчет, что он ничего не смыслит в делах). Не в пример другим, я не сетую на перемены. Торговля открывает человеку глаза, сэр, и если народонаселение на земном шаре и впредь будет увеличиваться, всем нам так или иначе придется поломать голову над новыми изобретениями. Я — обыкновенный коммерсант — вложил свою долю в общее дело. Кто-то сказал, что весьма почетно вырастить два колоса на месте одного, но не менее почетно, сэр, способствовать обмену товарами и доставлять зерна этих колосьев по назначению — то есть голодным. А это как раз по нашей части, сэр, и я считаю, что человек, связанный с занятием подобного рода, может по праву гордиться им.

Том понимал, что дело, о котором намеревался говорить дядя, — не очень спешное: мистер Дин был слишком трезвым и практичным человеком, чтобы позволить своим воспоминаниям или понюшке табака встать на пути интересов торговли. В последние месяцы дядя не раз ронял намеки, позволившие теперь Тому догадаться, что речь пойдет о каком-то предложении, весьма выгодном и лестном для него, Тома. При первых же словах дяди он вытянул ноги, засунул руки в карманы и приготовился слушать многословное вступление, которое в конце концов сведется к тому, что мистер Дин обязан своим преуспеванием в жизни только собственным заслугам и каждому молодому человеку надлежит помнить, что ежели он не добился того же, то это произошло только по его собственной вине.

— Если я не ошибаюсь, Том, скоро будет семь лет, как ты пришел сюда просить меня о месте?

— Да, сэр, теперь мне двадцать три года, — сказал Том.

— Ну, об этом ты мог бы и не упоминать. Ты выглядишь старше, а это важно для дела. Я прекрасно помню, как ты пришел ко мне. С первого взгляда я понял, что из тебя выйдет толк: потому-то я и решил оказать тебе поддержку. И я с удовольствием отмечаю, что был прав, — я вообще редко ошибаюсь! Естественно, поначалу мне было несколько неловко продвигать своего племянника. Но я рад заметить, что ты делаешь мне честь, сэр, и будь у меня сын, я не стал бы огорчаться, если бы он был похож на тебя. — Мистер Дин, постучав пальцами по табакерке, снова открыл ее и, совсем расчувствовавшись, повторил: — Да, я не стал бы огорчаться, если бы он был похож на тебя.

— Очень рад, что вы мною довольны, сэр. Я делаю все, что в моих силах, — сказал Том со свойственной ему гордой независимостью.

— Да, я доволен тобой. Не буду сейчас говорить о том, что ты оказался достойным сыном, хотя и это обстоятельство повысило тебя в моих глазах. Но как компаньону фирмы мне пришлось столкнуться с тобой на деловой почве, и я оценил тебя по заслугам. Нашей фирме есть чем гордиться — великолепное предприятие, сэр, и имеются все основания предполагать, что оно будет развиваться и дальше: растет капитал — растут и рынки сбыта. Но есть еще одно условие, необходимое для процветания каждой фирмы, и крупной и мелкой. Это люди, двигающие дело, — люди определенных правил, не какие-нибудь щелкоперы, а те, на кого можно положиться. В этом мы — мистер Гест и я — отдаем себе отчет. Вот, например, три года назад мы взяли в компаньоны Гелла, выделив ему пай на маслобойне. А почему? Да потому, что его заслуги перед фирмой достойны награды. Так всегда бывает, сэр; так было и со мной. Правда, Гелл на десять с лишком лет старше тебя, но ведь у тебя есть другие преимущества.

По мере того как мистер Дин говорил, Томом овладевало беспокойство: ему надо было сказать дяде кое-что, никак не совместимое с предложением, которое, как он ожидал, сейчас последует, и Том опасался, что в силу этого его слова придутся мистеру Дину не по душе.

— Само собой разумеется, — продолжал мистер Дин, покончив с очередной понюшкой, — тот факт, что ты приходишься мне племянником, играет известную роль. Но я должен признать, что не будь этого обстоятельства, твое поведение в истории с банком Пелли все равно побудило бы мистера Геста и меня вознаградить тебя каким-нибудь образом за оказанную нам услугу. Итак, мы решили, принимая во внимание твое усердие и деловые способности, выделить тебе пай, который со временем рады будем увеличить. Мы полагаем, что это во всех отношениях лучше, чем просто повысить тебе оклад. Участие в деле на новых началах придаст тебе вес и послужит той подготовкой, которая позволит мне в будущем переложить часть забот на твои плечи. Пока еще, слава богу, я со всем справляюсь, но годы берут свое — этого отрицать нельзя. Я сказал мистеру Гесту, что побеседую с тобой, и после твоего возвращения с севера мы вновь обратимся к этому предмету и обсудим его во всех подробностях. Неплохая перспектива для двадцатитрехлетнего юнца! Но, надо отдать тебе должное, ты это заслужил.