Леопольд Захер-Мазох - Амур с капральской тростью

– Ты слышишь, патрон…

Иван бараньими глазами оцепенело уставился перед собой.

– Ну, кусай же! – закричала госпожа Меллин.

Рекрут, точно вытащенный из воды карп, разинул рот, видимо, пытаясь изобразить начальную стадию кусания, да так и застыл.

– Ты что, не слышишь?

Иван и в самом деле ничего больше не слышал. Тогда по щеке его пришлась увесистая хлесткая оплеуха, которая привела его в чувство.

Павлов до сих пор героически сдерживавшийся, звонко расхохотался…

– Вы смеетесь, – запинаясь от ярости, проговорила полковник в женском обличии, – вы осмеливаетесь смеяться?.. Это нарушение субординации, это открытый акт неповиновения вышестоящему начальнику.

– Но, мадам…

– Ни слова больше…

Павлов продолжал хохотать.

– Вы все еще смеетесь? – побледнев от гнева, спросила госпожа Меллин. – Немедленно отправляйтесь к профосу. [10]

Павлов отвесил поклон и, по-прежнему смеясь, покинул учебный плац.

После этого женщина-полковник, заложив руки за спину, принялась молча расхаживать перед красавцем-гренадером взад и вперед, затем, остановившись от него на некотором отдалении, проговорила:

– Ты действительно такой бестолковый, Иван Нахимов, или в тебе говорит больше упрямство и своенравие?

Адонис не проронил ни звука.

– Ну, отвечай же, разве ты не в состоянии запомнить, что тебе нужно откусить патрон?..

– Никак нет, – сказал рекрут.

– А почему нет? Почему ты не забываешь засунуть в ствол шомпол?

– Потому что шомпол я держу в руках, а патрон не держу, – объяснил гренадер, – я вообще не знаю, как патрон выглядит.

– В том, что ты говоришь, безусловно, есть логика, – подумав, сказала госпожа Меллин. Затем окликнула старого капрала и приказала ему принести боевой патрон.

Теперь, с патроном в руке, она еще раз наглядно проделала упражнение и потом протянула его Ивану.

– Сейчас ты сумеешь выполнить?

– Да.

– Итак, слушай мою команду!

Все получилось превосходно.

– Очень хорошо, еще раз!

Упражнение снова было выполнено безукоризненно.

– Ах, да ты, как я посмотрю, истинный сын природы! – воскликнула госпожа Меллин. – Абстрактные вещи тебе недоступны, ты непременно должен видеть, слышать или пощупать руками то, что тебе необходимо уразуметь. Ты умеешь читать?

– Нет.

– А хотел бы научиться? – спросила она.

– О, с величайшим удовольствием! – ответил красавец-гренадер.

– Погоди-ка, давай прямо сейчас и попробуем.

С этими словами госпожа Меллин достала из кармана своего зеленого бархатного камзола небольшую книжицу и, положив свою маленькую руку на плечо солдата, начала показывать ему буквы и объяснять их звучание.

– Но ведь это не русские буквы, – сказал Иван.

– Откуда тебе это известно?

– Мне часто случалось видеть большие церковные книги у нашего старого певчего.

– Да, ты прав, это буквы латинские.

– И слов я тоже не понимаю, – сказал гренадер, – это не наш язык.

– Совершенно верно, – промолвила в ответ госпожа Меллин, – это французский, книга называется «Кандид», а человека, ее написавшего, зовут Вольтер, он является величайшим умом современности, которого императоры и короли почитают как себе равного.

– Мне хотелось бы почитать эту книгу, – заявил Иван, – я вообще все хотел бы прочитать, всему выучиться, узнать все, что было и что есть, заглянуть в грядущее, я хотел бы познакомиться с древними летописями и изведать, как живется в чужеземных краях, во Франции и у турок.

– Ну, твое желание вполне исполнимо, – с улыбкой молвила госпожа Меллин, – ты мне нравишься, ты мне чрезвычайно нравишься, я буду давать тебе уроки, да, я сама займусь твоим образованием.

– Благослови вас Господь, – воскликнул гренадер, по обычаю русских мужиков бросаясь ниц перед своим полковником и целуя край светлого женского платья, – все святые угодники пусть будут вашими заступниками, а французскому языку я тоже выучусь?

– Конечно, и французскому языку тоже! – засмеялась госпожа Меллин.

Год и даже больше прошло с того утра на учебном плацу, и благодаря попечению своей наставницы, красивого полковника, руководствовавшейся принципами Руссо [11], благодаря учителям и еще более благодаря поразительной русской пластичности, Иван Нахимов из невежественного крестьянина, полудикого крепостного превратился в достаточно образованного и воспитанного человека.

Он, хоть и поверхностно, но знал о мире, его устройстве, об истории, географии, естествознании и литературе не менее придворных императрицы, он двигался с достоинством и грацией версальского кавалера, и, что представлялось главным, говорил по-французски лучше большинства русских его времени, а также читал по-французски, что и вовсе умели лишь единицы из его «образованных» соотечественников.

Но прежде всего он стал отменным солдатом, никогда больше не забывал откусывать патрон, а в скорости заряжания он достиг той сноровки, которой могли похвастаться лишь самые опытные из старых гренадеров Фридриха Великого, и считался лучшим «муштровщиком» молодой солдатской поросли. Давно уже сержантские нашивки украшали его форменный мундир, однако он не успокаивался на этом и стремился добиться большего. То было время, когда простые солдаты благодаря своей неустрашимости перед врагом, благодаря своим талантам или благосклонности красивых женщин достигали высоких военных постов, время Орлова и Потемкина. [12]

Иван Нахимов тоже мечтал о золотых эполетах и о широкой ленте Креста святого Георгия. Всякую свободную минуту, которую предоставляла ему служба императрице, он неустанно посвящал тому, чтобы заниматься военными дисциплинами; с одним прусским дезертиром, сыном немецкого пастора, он штудировал тактику греков и римлян, а также анализировал боевые походы русской армии. В военных кругах и даже при дворе начали проявлять к нему интерес.

Злые языки называли его Потемкиным госпожи Меллин.

А между тем, хотя несомненно именно Амур был тем, кто с капральской тростью муштровал его в различных науках, отношения красавца-гренадера со своим полковником в кринолине до сих пор оставались совершенно невинными. Впрочем, и самой госпоже Меллин меньше всего был ясен характер ее интереса к нему.

Однажды вечером – Иван Нахимов со своей ротой только что заступил в караул во дворце – он сидел под сенью кустов благоухающей сирени в Царскосельском парке, притаившись подобно пугливой птице, и читал, когда неожиданно совсем рядом с ним он услышал шелест женского платья. Иван затаил дыхание, но это его не спасло.

– Кто здесь? – раздался чей-то женский благозвучный и энергичный голос.

Иван вышел из укрытия и принял уставную стойку. Перед ним стояла величавая женщина, повелительный взгляд которой с приветливым любопытством остановился на нем.