Теодор Драйзер - Сестра Керри

— А сколько я буду теперь получать?

— Тридцать пять долларов, — ответил тот.

Керри была так ошеломлена этим и пришла в такой восторг, что и не подумала просить больше. Она была вне себя от радости и чуть не задушила Лолу, которая, выслушав эту новость, кинулась ей на шею.

— Но все-таки это еще далеко не то, что ты должна была бы получать, — сказала Лола. — Не забывай, что тебе самой придется заказывать туалеты для ролей.

Услышав это, Керри вздрогнула.

Где же взять на них денег? У нее ничего не было отложено. И скоро предстояло платить за квартиру.

«Не стану платить, вот и все! — решила она, вспомнив о своих нуждах. — Мне эта квартира и не нужна вовсе. Не буду отдавать своих денег. Перееду, — и кончено!»

И как раз в это время Лола еще настойчивее стала наседать на подругу.

— Давай поселимся вместе, Керри! — умоляла она. — У нас будет чудесная комнатка, а стоить будет сущие пустяки.

— Мне это улыбается, — откровенно призналась Керри.

— Так за чем же дело стало? — воскликнула Лола. — Нам будет так весело вместе, вот увидишь!

Керри задумалась.

— Пожалуй, я перееду, — сказала она. — Только не сейчас. Я еще должна подумать.

Мысль о свободе не оставляла ее. К тому же приближался срок уплаты за квартиру, а в самом ближайшем времени необходимо будет заказывать новые платья.

Чтобы оправдать себя в собственных глазах, Керри достаточно было вспомнить о бесконечной лени Герствуда. С каждым днем он становился все молчаливее, с каждым днем все больше опускался.

А Герствуд по мере приближения срока уплаты за квартиру тоже стал задумываться над тем, что комнаты стоят слишком дорого. Слишком уж его донимали кредиторы, то и дело являвшиеся за деньгами. Двадцать восемь долларов — большие деньги!

«Керри тяжело столько платить, — рассуждал он. — Мы могли бы найти что-нибудь подешевле».

Поглощенный этой мыслью, он сказал Керри за завтраком:

— Ты не находишь, что эта квартира слишком дорога для нас?

— Конечно, нахожу, — ответила Керри, не догадываясь, однако, к чему он клонит.

— Мне кажется, что нам хватило бы квартиры и поменьше, — продолжал Герствуд. — Нам не нужно столько комнат.

Если бы Герствуд посмотрел на нее внимательнее, он по выражению ее лица понял бы одно: она была очень встревожена тем, что он явно намерен оставаться с нею. И, предлагая ей еще более нищенскую жизнь, он, по-видимому, не видел в этом ничего недостойного.

— Право, не знаю, — сказала она, сразу насторожившись.

— Наверное, есть дома, где сдаются квартиры в две комнаты, этого для нас было бы вполне достаточно.

Керри инстинктивно возмутилась.

«Ни за что! — решила она. — Откуда взять денег на переезд? И подумать только: вечно жить с ним в двух комнатах! Нет, пока не случилось что-нибудь ужасное, лучше поскорее истратить все деньги на платья!»

В тот же день Керри так и сделала. А после этого оставался один только путь.

— Лола, — сказала она подруге, зайдя к ней, — я согласна переехать.

— Вот славно! — воскликнула та.

— Можно ли сделать это сейчас же? — спросила Керри, имея в виду комнату, о которой говорила ей девушка.

— Разумеется! — заверила ее Лола.

Они тотчас отправились осматривать комнату. У Керри оставалось еще десять долларов, вполне могло хватить на стол и квартиру в течение недели. Она выступит в новой роли через десять дней, а жалованье с прибавкой ей заплатят через неделю после этого. Керри внесла половину за свое новое жилище.

— У меня осталось ровно столько, чтобы протянуть до конца недели, — призналась она подруге.

— О, у меня есть деньги! — тотчас же вызвалась помочь ей Лола. — Займи у меня двадцать пять долларов.

— Благодарю, не надо, — сказала Керри. — Я думаю, что сумею как-нибудь обернуться.

Они решили переехать в пятницу, до которой оставалось всего два дня.

Теперь, когда вопрос был решен, Керри вдруг пала духом. Она чувствовала себя чуть ли не преступницей. Каждый день, наблюдая за Герствудом, она убеждалась, что, несмотря на всю свою непривлекательность, он все же достоин жалости.

Приглядываясь к нему вечером того дня, когда она приняла решение переехать, Керри подумала, что он не столько бесхарактерный и бездеятельный по натуре, сколько затравленный и обиженный судьбою человек. Его взгляд утратил былую остроту, лицо носило явные признаки надвигающейся старости, руки стали дряблыми, в волосах пробивалась седина. Не подозревая нависшей над ним беды, он раскачивался в качалке, читал газету и не замечал, что за ним наблюдают.

Зная, что конец близок, Керри стала более внимательна к нему.

— Ты бы сходил, Джордж, за банкой персикового компота, — предложила она, кладя на стол бумажку в два доллара.

— Хорошо, — отозвался Герствуд и при этом с удивлением посмотрел на деньги.

— И, может быть, ты найдешь хорошую спаржу, — добавила Керри. — Я приготовила бы ее к обеду.

Герствуд встал, взял деньги и пошел одеваться. И снова Керри заметила, как обтрепались его вещи. Она и раньше не раз обращала внимание на его ветхую одежду, но теперь почему-то внешность Герствуда особенно бросилась ей в глаза. Может быть, он и в самом деле ничего не может сделать? Ведь в Чикаго он преуспевал. Какой он бывал оживленный и подтянутый, когда приходил на свидание в парк! Один ли он во всем виноват?

Герствуд вернулся и положил на стол покупки и сдачу.

— Оставь эту мелочь себе, — заметила Керри. — Нам, вероятно, понадобится еще что-нибудь.

— Нет, — с своеобразной гордостью ответил Герствуд. — Держи уж ты деньги у себя.

— Ну, полно, Джордж! — настаивала Керри, сильно волнуясь. — Ведь, наверное, что-то придется еще покупать.

Герствуд был несколько удивлен этим, но он и не догадывался, конечно, каким жалким казался он в эту минуту Керри. Ей стоило огромных усилий сдержать дрожь в голосе.

Надо заметить, что точно так же Керри отнеслась бы и ко всякому другому человеку. Вспоминая последние минуты жизни с Друэ, она всегда упрекала себя в том, что плохо обошлась с ним. Она надеялась, что никогда больше не встретится с молодым коммивояжером, но ей было стыдно за себя. Правда, ушла она от него не по своей воле. Когда Герствуд приехал к ней ночью и сообщил, что с Друэ случилось несчастье, сердце ее разрывалось от жалости, и она немедленно помчалась к нему, чтобы хоть чем-нибудь помочь. Где-то во всем этом была жестокость, но, не умея мысленно проследить, где она кроется, Керри остановилась на мысли, что Друэ никогда не узнает, какую роль сыграл тут Герствуд, и ее поступок объяснит лишь черствостью — поэтому ей было неприятно, что человек, в свое время хорошо к ней относившийся, чувствует себя обиженным ею.

Она не отдавала себе отчета в том, что делает, поддаваясь подобным чувствам. А Герствуд, заметив мягкость Керри, подумал: «А все же она очень добрая по натуре».