РИЧАРД ХИЛЬДРЕТ - БЕЛЫЙ РАБ

Но даже и здесь, в этой страшной и унизительной обстановке, она оставалась спокойной и сдержанной. Она внушала уважение и одним взглядом умела сдержать сластолюбивых и бесчувственных торгашей, пытавшихся воспользоваться своим гнусным правом "проверить качество товара".

Но не время было давать волю порывам моей души. Нужно было действовать. Я старался овладеть собой и решить, как мне разумнее поступить. Одно было мне ясно: не следовало привлекать к себе внимания Касси. Она, конечно, узнала бы меня, как и я ее узнал, а это печальное место мало подходило для нашей первой встречи, которая для нее должна была быть еще большей неожиданностью, чем для меня. Последствия такой сцены на глазах у присутствующих трудно было даже предвидеть.

Не зная, на что решиться, я растерянно окинул взглядом все вокруг. И словно бы само провидение или судьба пришли мне на помощь: я увидел моего недавнего знакомого - мистера Джона Кольтера собственной персоной, который, прохаживаясь по аукционному залу, останавливался то перед одной группой невольников, то перед другой, с особенным вниманием разглядывая выставленных женщин - и все это с видом знатока и любителя, умеющего в точности оценить качество каждого "предмета".

Его взгляд встретился с моим, и он поспешил подойти ко мне и осведомиться, чем кончилась моя поездка по штату Миссисипи и каким образом я попал сюда.

- Я очень беспокоился, - произнес он вполголоса, - читая известия о всех этих казнях в Виксбурге, и боялся, что подвел вас под большой риск. Очень рад видеть, что вы умеете выпутываться из сложных положений. Да, здесь, на Юго-западе, полезно иметь и клюв и когти!

- Мы встретились очень кстати, - проговорил я. - Мне необходима ваша помощь!… Я только что видел ее… она здесь!

- Здесь? - воскликнул он. - Чорт возьми! Где же? Она выставлена на продажу? Вам удалось купить ее?

Я указал ему на Касси, стоявшую среди других женщин. Глаза ее были опущены, и она была погружена в тяжелые мысли.

Кольтер любил похвастать своей памятью и уверял, что никогда не забывает лицо, хоть раз виденное им. Но разве его память в этом случае могла сравниться с моей? Внимательно приглядевшись к той. на которую я ему указывал, он согласился с тем, что я, пожалуй, прав. Все же, чтобы окончательно убедиться в том, что мы оба не ошибаемся, он подошел к группе женщин и, окликнув Касси по имени, напомнил ей об Августе, о складе невольников и после короткого разговора пришел уже к твердому заключению, что это - та самая женщина, из-за продажи которой он поссорился с Гуджем, а следовательно, та самая Касси, которую я так долго искал.

Кольтер спросил у нее, почему она здесь и назначена ли она к продаже. Касси ответила, что ее действительно привели сюда с целью продать, но что она свободна и никто не имеет права продавать ее. Последний ее хозяин, некий мистер Кэртис, уже много лет тому назад подписал акт об ее освобождении, но он умер, и какие-то люди, выдававшие себя за его наследников, отправили ее на продажу.

Кольтер пообещал Касси разобраться в этом спорном доле и помочь выпутаться из него. Она горячо поблагодарила его, добавив, что у нее было предчувствие, что в последнюю минуту небо поможет ей тем или иным путем.

Кольтер поспешил сообщить мне о положении вещей. Пока мы обсуждали с ним, что сейчас надо предпринять, аукционист закончил распродажу мужчин и занялся группой женщин, к которой принадлежала и Касси.

Первой была выставлена на продажу красивая, хорошо сложенная, опрятно одетая девушка негритянка. Пестрый платок, повязанный в виде тюрбана вокруг ее головы, красиво оттенял ее кроткое лицо. Она была еще очень молода, но на руках у нее был ребенок, которого она нежно ласкала. Ребенку было месяцев семь или восемь. Он был очень нарядно одет, и кожа у него была гораздо более светлая, чем у матери.

- Джемима! - провозгласил аукционист. - Первосортная камеристка. Подними голову, милая моя, чтобы эти джентльмены могли лучше разглядеть тебя. Выросла в одном из лучших домов Виргинии! Отличная швея! - продолжал он, заглядывая в лежащий перед ним листок, в котором значились имя и все приметы продаваемого "товара". - Возраст - пятнадцать лет! Крепкая и здоровая во всех отношениях!

- Вы продаете ее вместе с ее чертенком? - спросил худой косоглазый субъект с жестоким выражением лица.

- Вы ведь знаете, что закон воспрещает поступать иначе, - ответил аукционист, в то же время хитро подмигивая спросившему. - Купивший девушку имеет право взять себе и ребенка по обычной цене, то есть по доллару за фунт веса. Цена всюду одна. Вам это так же хорошо известно, как мне, старый вы плут! Не первый день занимаетесь вы этим делом!

Собравшиеся расхохотались, весело подшучивая над косоглазым. Последний, кстати сказать, нисколько не обиделся на аукциониста, который знаком пояснил ему, что ребенок будет продан отдельно от матери, если купивший мать не пожелает приобрести его. Все стихло. Торги продолжались.

- Триста долларов! - вопил аукционист. - Всего триста долларов за отличную камеристку! Выросла и воспитывалась в одном из лучших семейств Виргинии! Никаких пороков! Продается только потому, что господа нуждаются в деньгах!

- В этих "лучших" виргинских семьях так принято, - громко произнес чей-то голос. - Они съедают своих негров.

- Полная гарантия! - продолжал аукционист, не обращая внимания ни на того, кто перебил его, ни на смех, вызванный в толпе этим замечанием. - Полная! гарантия! Совершенно здорова, крепко сложена, к тому же честная девушка!…

- Честная-то честная, да не девственная! - послышался тот же голос, вызвавший новый взрыв смеха.

- Продается с правом приобрести одновременно и ребенка по доллару за фунт!

- Четыреста!

- Благодарю, сэр! - произнес аукционист с вежливым поклоном и любезной улыбкой по адресу надбавившего. - Четыреста пятьдесят? Если не ошибаюсь, кто-то здесь сказал четыреста пятьдесят? Четыреста пятьдесят!… Пятьсот!… Поспешите, джентльмены! У меня сегодня много дела! Пятьсот долларов! Больше никто не надбавляет? Пятьсот долларов за первосортную девушку из Виргинии, совсем молоденькую и способную народить еще кучу детей! Всего пятьсот долларов? Клянусь честью, джентльмены!… - и аукционист отложил в сторону молоток. - Клянусь честью, клянусь моей честью, - продолжал он с ударением, - этой девушке цена не менее семисот пятидесяти долларов. Смелей, джентльмены! Девица молодая, красивая, добронравная, швея и камеристка, из прекрасного виргинского дома - и все это за пятьсот долларов? Клянусь, джентльмены, если так будет продолжаться, придется отложить торги. Пятьсот долларов - раз! Пятьсот долларов! Итак - все! Продано!