Жан-Поль Сартр - Дороги свободы. I.Возраст зрелости

– Нет. Я не хочу ее бросать, если ты это имеешь в виду.

– Но тогда как?

Даниель сильно развеселился. Теперь он спешил увидеть Марсель.

– А никак, – ответил Матье. – Тем хуже для меня. Не ее вина, что я ее больше не люблю.

– А что, разве твоя?

– Да, – коротко сказал Матье.

– Ты будешь тайно приходить к ней и...

– Ну, разумеется.

– Так вот, – сказал Даниель; – если ты надолго затянешь эту игру, ты ее в конце концов возненавидишь. У Матье был угрюмый и упрямый вид.

– Я не хочу причинять ей страданий.

– Ну, раз ты предпочитаешь принести себя в жертву... – равнодушно сказал Даниель. Когда Матье начинал корчить из себя квакера, Даниель его ненавидел.

– А что я теряю? Я буду ходить в лицей, по-прежнему встречаться с Марсель. Буду писать по новелле каждые два года. Именно так я поступал до сих пор. – Он добавил с горечью, которой Даниель у него дотоле не замечал: – Я воскресный писатель. Однако, – продолжал он, – я привязан к ней, меня крайне огорчило бы, если бы я не смог видеть ее. Для меня это почти семейные узы.

Наступило молчание. Даниель сел в кресло напротив Матье.

– Мне необходима твоя помощь, – сказал Матье. – У меня есть адрес, но нет денег. Одолжи мне пять тысяч.

– Пять тысяч... – неуверенно повторил Даниель. Его набитый бумажник был спрятан во внутреннем кармане, бумажник свиноторговца, достаточно было открыть его и взять пять купюр. Матье раньше часто помогал ему.

– К концу месяца я верну тебе половину, – сказал Матье, – а потом, четырнадцатого июля, – вторую, тогда я получу жалованье сразу за август и сентябрь.

Даниель посмотрел на землистое лицо Матье и подумал: «Этот фрукт ужасно расстроен». Потом он подумал о кошках и почувствовал себя безжалостным.

– Пять тысяч франков! – проговорил он виновато. – Но у меня их нет, старик, очень сожалею.

– Но ты же мне на днях сказал, что скоро провернешь одно дельце.

– Увы, старичок, – сказал Даниель, – дельце оказалось липой; ты ведь знаешь, что такое биржа. К тому же все просто: у меня полно долгов.

В голос он не вложил слишком много искренности, потому что вовсе не желал убедить Матье. Но, когда увидел, что тот ему не верит, разъярился: «Пусть он катится к чертовой матери! Он считает себя таким проницательным, он воображает, будто видит меня насквозь, спрашивается, почему я должен ему помогать: пусть стреляет деньги у себе подобных». Что было невыносимо, так это его нормальный глубокомысленный вид, который Матье не терял даже в скорби.

– Ладно! – с горячностью сказал Матье. – Ты правда не можешь?

Даниель подумал: «Как он настаивает, должно быть, серьезно нуждается в деньгах».

– Конечно, правда. Очень сожалею, старик.

Сконфуженность Матье его стесняла, но это было не так уж неприятно: впечатление такое, будто вывернул ноготь. Даниель очень любил двусмысленные ситуации.

– Тебе срочно нужно? – спросил он участливо. – Ты не можешь обратиться к кому-нибудь другому?

– Знаешь, мне не особенно хотелось бы беспокоить Жака.

– А ведь правда, – немного разочарованно сказал Даниель, – есть еще твой брат. Тогда можешь быть уверен, что деньги у тебя будут.

Матье выглядел обескураженным.

– Сомневаюсь. Он вбил себе в голову, что одолжить мне хотя бы су – значит оказать дурную услугу. «В твоем возрасте, – говорит он мне, – пора быть независимым».

– Ну, тогда он тебе точно одолжит, – со всей прямотой заявил Даниель. Он медленно высунул кончик языка и с удовлетворением стал облизывать верхнюю губу: с самого начала он сумел найти тон напускного и лихого оптимизма, который приводил собеседника в ярость.

Матье покраснел.

– Вот-вот. Я не хочу ему говорить, для чего мне понадобились эти деньги.

– И правильно, – одобрил Даниель. На мгновенье он задумался. – Но ведь есть еще эти кассы, ты знаешь, о чем я говорю, ну которые дают служащим взаймы. Должен сказать, часто попадают к ростовщикам, но тебе можно плевать на проценты, как только ты получишь деньги.

Матье заинтересовался, и Даниель с досадой решил, что немного его успокоил.

– Что это за люди? Деньги сразу дают?

– Нет, – живо отозвался Даниель, – тянут дней десять: им сначала нужно навести справки.

Матье замолчал, казалось, он размышлял; Даниель вдруг почувствовал легкий толчок: Мальвина прыгнула ему на колени и, мурлыча, устроилась там. «Вот кто не таит обид», – подумал Даниель с отвращением. Он начал легко и небрежно ее поглаживать. Животным и людям не удавалось ненавидеть его по причине их инертного добродушия, а может, из-за его лица. Матье углубился в ничтожно мелкие расчеты: он тоже не таил обиды. Даниель склонился над Мальвиной и стал чесать ей загривок: рука его подрагивала.

– В глубине души, – сказал он, не глядя на Матье, – я почти рад, что у меня нет денег. Ведь ты всегда стремился к свободе, вот тебе и представился случай совершить поистине свободный поступок.

– Свободный поступок?

У Матье был непонимающий вид. Даниель поднял голову.

– Да, – сказал он, – тебе остается только жениться на Марсель.

Матье посмотрел на него нахмурившись: должно быть, он подумал, не смеется ли над ним Даниель. Тот выдержал его взгляд со скромной серьезностью.

– Ты что, спятил? – спросил Матье.

– Почему? Скажешь всего одно слово – и разом изменишь всю свою жизнь, такое случается не каждый день.

Матье расхохотался. «Он решил над этим посмеяться», – раздосадовано подумал Даниель.

– Тебе не удастся ввести меня в искушение, – сказал Матье, – и особенно в этот момент.

– Да, но... именно это, – продолжал Даниель тем же легкомысленным тоном, – будет самым занятным. Сделать прямо противоположное тому, что хочешь. И почувствовать, что становишься совсем другим человеком.

– Каким другим? – воскликнул Матье. – Может, мне еще сделать троих ребятишек ради удовольствия почувствовать себя совсем другим, когда я их буду прогуливать по Люксембургскому саду? Тогда я и в самом деле изменюсь: стану окончательно пропащим человеком.

«Не настолько, – подумал Даниель, – не настолько, как ты считаешь».

– По правде говоря, – сказал он, – не так уж плохо быть пропащим человеком. Пропащим до мозга костей, погребенным. Женатый субъект с тремя малышками, как ты говоришь. Такое должно умиротворять!

– Действительно, – ответил Матье. – Подобных типов я встречаю каждый день. К примеру, отцы моих учеников, которые ко мне приходят. Имеют по четверо детей, все сплошь рогоносцы, члены родительского совета. У них обычно степенный вид. Я бы даже сказал – благодушный.

– У них тоже есть нечто вроде веселости, – заговорил Даниель. – Хоть меня от них и мутит. А тебя действительно это не соблазняет? Я вижу тебя удачно женатым, – продолжал он, – ты будешь, как они, толстым, ухоженным балагуром с целлулоидными глазами. Не так уж плохо.