Жюль Ромэн - Преступление Кинэта

— Нам ничего больше и не нужно!

— Да, поскольку речь идет о Гюро, об одном Гюро. А ведь становится все более и более ясно, что загвоздка именно в нем и только в нем. До такой степени ясно, что, по-моему, он сам не может не отдавать себе отчета в этом. Мы в его руках. Он очень умный человек и должен это чувствовать. Ему не понадобилось бы почти никакого усилия, чтобы задушить нас. Он уже схватил нас за горло. А ведь, пожалуй, в настоящее время во всей Франции не нашлось бы другого крупного объединения, которое оказалось бы столь легко уязвимым. Такой удар нельзя нанести наугад.

— Не знаю, к какому выводу ты хочешь привести нас.

— Я тоже не знаю. Я нащупываю… Вопрошаю факты. Ведь данный вопрос не имеет прямого отношения к кругу его деятельности. Выборные интересы непосредственно не затронуты. Может быть, он хочет насолить министерству? Нет. Повод неподходящий. Может быть, ему нужны деньги и он шантажирует нас? Может быть, кто-нибудь оказывает на него давление? Надеюсь, через час все это станет мне немного более ясно.

— Каким образом?

— Пусть только это останется между нами. Хорошо? Я дал слово сохранить тайну. Ровно в десять у меня свидание в Префектуре.

Он пододвигает кресло, понижает голос.

— Я получу сведения о Гюро. От маленького чиновника. Это обойдется нам в тысячу франков. Я счел возможным решиться на такой расход, не посоветовавшись с вами.

— Я достал бы эти сведения даром от чиновника не маленького.

— Хорошо. Я беру тысячу франков на себя.

— Полно!

— Впрочем, твой не маленький чиновник впоследствии тоже пригодится. Если он может оказать нам существенную поддержку… Без двадцати пяти десять. Пожалуй, мне пора. Не хотите ли воспользоваться автомобилем? Нет? У Дебумье свой? В таком случае, до половины первого в моем клубе. Будем надеяться, что я приду к вам не с пустыми руками.

Прождав минут пять на кожаном диванчике, против застекленного помещения канцелярского сторожа, Шансене увидел, что по коридору с опаской пробирается тот чиновник, к которому он пришел.

Это был уже очень пожилой человек с длинными седеющими усами и почти белыми волосами, подстриженными ежом. Довольно большие и как будто решительные глаза. Очки. Сильно потрепанный жакет. Двойной очень высокий воротничок и галстук-пластрон.

Убедившись, что в помещении сторожа никого нет, чиновник необычайно вяло пожал руку Шансене.

— Идите за мной, — прошептал он. Если кто-нибудь попадется навстречу, сделайте вид, что вы не имеете ко мне никакого отношения.

Шансене почувствовал легкую досаду.

«Сколько церемоний! Ему хочется раздуть ту маленькую услугу, которую он мне оказывает».

Чиновник прошел два-три коридора, остановился перед дверью с матовым стеклом, послушал минутку и вошел в комнату, знаком предложив Шансене следовать за ним.

Комната была самая банальная, рассчитанная на двоих служащих. В ней стояли два сдвинутых письменных стола.

Собственноручно отодвинув на некоторое расстояние от своего стола стул, чиновник указал на него посетителю. Потом уселся в свою очередь, кашлянул и потер руки.

— Я попросил вас зайти в это время, — сказал он совершенно беззвучно, потому что сегодня утром мой коллега занят в другом месте. Нечего говорить вам, какие последствия грозили бы мне, если бы все открылось.

— В таком случае я в отчаянии, сударь, что причиняю вам столько огорчений и подвергаю вас опасности. Мой приятель мог без всякого труда добыть эти сведения у видного чиновника, с которым он знаком…

— Сомневаюсь… Сомневаюсь…

— Уверяю вас.

— Не представляю себе, какие именно сведения были бы сообщены вашему приятелю. Папка папке рознь. Да и назвал ли ваш приятель интересующее его лицо? Ведь речь идет не о г. Дюране, продавце зонтиков.

Он помолчал минутку, опять кашлянул.

— Словом, как угодно. Если вы рассчитываете получить те же сведения иным путем, со мной, пожалуйста, не стесняйтесь. Для меня это будет даже облегчением. За напрасные хлопоты я не возьму ничего.

Шансене, человек по натуре вспыльчивый, чуть не поймал чиновника на слове. Но он подумал, что Саммеко мог и прихвастнуть. Люди часто уверяют, что перед ними раскрыты все двери, но уверения эти сплошь и рядом оказываются пустой болтовней.

— Нет. Я не хочу, чтобы ваши труды пропали даром. Но я думаю, что ваше начальство менее щепетильно. И потом, вы имеете дело не с мальчишкой и не с болтуном.

Чиновник выдвинул левый ящик своего письменного стола и с поразительной ловкостью достал оттуда какой-то предмет, по всей вероятности, папку, ни размера, ни цвета которой Шансене не успел рассмотреть; затем, приподняв большой клеенчатый бювар, повернул его в сторону Шансене и заслонил им, как экраном, таинственную папку.

— Вы слышите меня? — прошептал он. — Я не буду говорить слишком громко. Если кто-нибудь неожиданно войдет, я сразу же переведу разговор на угрожающие письма, которые вы будто бы получили. Не вздумайте удивиться.

— Разве вы не позволите мне самому просмотреть эту папку? — растерянно спросил Шансене.

— Нет… Нет…

— Как же так?

— Я прочитаю вам дело.

— Простите, но я хочу прочитать его собственными глазами.

— Неужели вы думаете, что я стану сочинять небылицы!

— Нет, но может быть, вам придется делать выборки… Вообще, я не понимаю, абсолютно не понимаю. Остальные ваши предосторожности, пожалуй, только чрезмерны. Эта же предосторожность нелепа.

— Будь вы на моем месте, вы нашли бы ее весьма разумной.

— Почему?

— Уверяю вас, сударь. Благодаря ей, вы лишены возможности сказать, что эта папка была у вас в руках.

— Ребячество!

— Может быть.

У чиновника чувствовался такой прочный сплав упрямства и страха, что оставалось только подчиниться или уйти.

— Вы слушаете меня? Пожалуйста — ничего не записывайте. Мне неприятно, что я вынужден противоречить вам. Но повторяю, все это гораздо серьезнее, чем вы, по-видимому, думаете.

По-прежнему заслоненный большим прямоугольником клеенчатого бювара, он пробегал глазами дело, перелистывая страницу за страницей.

— Ну, что же? Почему вы не читаете?

— Сейчас. Я ищу, с чего начачть.

— Читайте по порядку.

— Порядок тут очень условный.

«Еще одна предосторожность, — подумал Шансене. — Он не желает даже, чтобы я ознакомился с общим характером дела. Наберемся терпения. Если его издевательство зайдем слишком далеко, я дам ему всего-навсего двести франков».

— Вот… Здесь говорится о происхождении известного вам лица. Вряд ли это особенно интересно. Отец — секретарь суда. Родился он, т. е. отец, в Бельфоре. Семья эльзасская, а, может быть, даже и немецкая, из великого герцогства Баденского.