Берта Зуттнер - Долой оружие!

— Я должна, покаяться перед тобою — сказала мне Лори, после того как мы чокнулись с нею за здоровье новорожденного. — При таком торжественном случае, как крестины нашего общего внука, мне хочется облегчить свою совесть откровенным признанием. Знаешь: ведь я не на шутку была влюблена в твоего покойного мужа.

— Ты уж не раз сознавалась мне в том, дорогая Лори.

— Но он всегда оставался ко мне равнодушным.

— И это мне также известно.

— У тебя был неизменно-верный муж, Марта, редкий человек… Не могу сказать того же о моем, а только все-таки ужасно жаль мне своего Грисбаха! Положим, это утешительно, что умер он такою славной смертью, но скучно жить вдовою… особенно когда дело идет к старости. Пока есть еще женихи и поклонники, вдовство не лишено некоторой… приятности, ну, а теперь, уверяю тебя, я не на шутку начинаю тосковать в одиночестве… Ты — другое дело, при тебе живет сын, я же вовсе не собираюсь поселиться с Беатрисой. Да и она этого не добивается: теща в доме — лишняя обуза; каждой молоденькой женщине хочется быть у себя хозяйкой… Конечно, с прислугой много хлопот и возни, но опять-таки приятно распоряжаться ею по-своему. Поверь, я была бы не прочь вторично выйти замуж, конечно, по благоразумному выбору, этак за какого-нибудь степенного…

— Министра, или в этом роде… — перебила я, улыбаясь.

— Ах ты, плутовка! От тебя ничего не скроешь… А посмотри-ка вон туда… как Тони Дельницкий ухаживает за твоей Сильвией! Это, право, неловко…

— Оставь, милая Лори. По дороге из церкви они успели объясниться. Сильвия призналась мне; а завтра молодой человек будет просить у меня ее руки.

— Чего же ты молчала до сих пор? Позволь тебя поздравить! Правда, что красавец Тони был до сих пор изрядным повесой… но ведь они все такие — один не лучше другого, а если принять в соображение, какой это завидный жених… блестящая партия…

— Ну, Сильвия не думает о том: она его любит.

— Тем лучше: любовь хорошее добавление в супружестве.

— Добавление? Да это все!

Тут один из гостей, отставной полковник, постучал о стакан. «О, Боже, тост!..» вероятно, подумало про себя большинство присутствующих. Пришлось оставить разговоры и приготовиться, вздыхая, слушать оратора. Да и было от чего вздохнуть: несчастный долго собирался с духом, три раза начинал говорить, сбивался и был не менее несчастлив в выборе своей здравицы. Новорожденного поздравили с тем, что он родился в такую эпоху, когда отечеству скоро понадобятся самоотверженные сыны… «Пускай он так же славно владеет оружием, как некогда его прадед с материнской стороны, его дед с отцовской… Да ниспошлет ему самому Господь многих сыновей, которые со своей стороны сделают честь отцу и дедам и множеству предков, павших на поле чести… И желаю ему во славу земли отцов своих… отцов своих и дедов победить или… Одним словом, да здравствует Фридрих Доцки!»

Стаканы зазвенели, но застольная речь не воодушевила общества. Никому не понравилось, что крохотный виновник торжества, едва увидавший свет, попал уже в список жертв, обреченных на убой в предстоящих сражениях.

Чтоб разогнать неприятное впечатление, один из присутствующих нашел нужным заметить, что при настоящем положении дел можно ручаться за продолжительный мир, что тройственный союз…

Этим общий разговор был удачно перенесен на политическую почву, и министр «С другой стороны» заговорил:

— В самом деле (Лори Грисбах впилась в него глазами) теперь очевидно, что наши средства обороны достигли колоссальных размеров и должны испугать всякого нарушителя мира. Устав ландштурма, обязывающий к военной службе всех граждан, способных носить оружие, от 19 до 42 лет, а бывших офицеров до 60-летнего возраста, позволяет нам по первому знаку выставить в поле 4.800.000 солдат. С другой же стороны, нельзя отрицать, что возрастающие требования военного управления тяжело ложатся на народ и что мероприятия для разорительной готовности государства к войне стоят в обратном отношении к вопросу о регулировании финансов. Но, с другой стороны, отрадно видеть, с каким самоотверженным патриотизмом всегда и всюду представители народа одобряют требуемое военным министерством увеличение налогов; они сознают признанную всеми дальновидными политиками и обусловленную увеличением воинской повинности в соседних государствах, — равно как и политическим положением, — настоятельную необходимость подчинить все прочие интересы железному гнету обстоятельств…

— Настоящая передовая статья в газете! — заметил кто-то вполголоса.

Нисколько не смущаясь, «С другой стороны» продолжал:

— Тем более, что увеличение военных сил служит к охранению мира. Подражая с нашим традиционным патриотизмом беспрерывному увеличению оборонительных средств в соседних государствах, для защиты своих границ, мы исполняем высший долг и надеемся устранить грозящие нам опасности. Итак, поднимаю этот бокал за принцип, который, как мне известно, ближе всего сердцу нашей баронессы Марты — принцип, который ставят высоко и среднеевропейские державы, вошедшие в состав лиги мира — предлагаю вам, господа, чокнуться со мною: да, здравствует мир! Дай Бог нам как можно дольше пользоваться его благами.

— Не принимаю вашего тоста, — возразила я. — Вооруженный мир не есть благо… и не надолго, а навсегда должны мы быть гарантированы от войны. Кто пускается в путешествие по морю, тот не может довольствоваться уверением, что его корабль еще долго не разобьется о подводные камни. Чтобы все путешествие совершилось благополучно, — вот о чем должен заботиться добросовестный капитан.

Доктор Брессер, по-прежнему оставшийся нашим другом, поспешил мне на выручку.

— В самом деле, ваше превосходительство, неужели вы верите честному, искреннему желанно мира со стороны тех людей, которые кладут всю душу в военную службу, которые не хотят слышать ни о чем, что угрожает войне, как-то разоружение, союз между государствами и третейский суд? Разве можно тщеславиться арсеналами, крепостями, маневрами и т. п., если во всех этих вещах будут видеть только то, за что их выдают: именно птичьи пугалы? Значит, все расходы на них пропадают напрасно и все эти вещи заводятся, чтоб никогда их не употреблять? Народ должен отдавать последний грош, чтоб возводить крепости на границах с единственною целью посылать оттуда воздушные поцелуи соседям? Нет, военное сословие не позволить низвести себя на степень простых жандармов, блюстителей мира, да и царственный предводитель войска не захочет стоять во главе военных сил, которые только на то и существуют, чтоб уклоняться от войны. Из-за этой маски — которая обозначается словами: «Si vis pacem»… — люди втихомолку перемигиваются между собою, да и депутаты, одобряющие всякий военный бюджет, перемигиваются с ними заодно.