Эмманюэль Бов - Холостяк

Не зная, что делать, однажды после обеда он решил нанести визит к мадам Бофорт, молодой вдове, которая очень славилась своей красотой. Памятуя об этом, он приказал ехать в Босолей. Сказать по справедливости, мадам Бофорт не любила чету Пенне. Она упрекала их в том, что они использовали свои отношения и испытывали уважение или дружеские чувства лишь по отношению к тем, кто мог быть им полезен, что по серьезности для нее равнялось пороку. Поскольку, прежде чем осесть в Ницце, мадам Бофорт много вращалась в обществе. Жена дипломата, она посетила все города Европы и сохранила от этих путешествий привычку к кочевней жизни, быстрым сборам, а также некоторое отвращение к интригам, поскольку ее муж, будучи сильно богат, мало заботился о том, чтобы нравиться или не нравиться.

Она жила одна в огромной вилле, названной, еще до того, как быть купленной, «Пальмовая». Это имя сохранилось, несмотря на то, что у мадам Бофорт имелось в запасе более красивое. Она часто принимала в ней заезжих друзей, как и некоторых из здешних, в числе которых был Гиттар. Он находил ее привлекательной, но если, до сих пор, ему случалось с ней заигрывать, то это делалось настолько скромно, что трудно было заметить. Она оказывала на него такое воздействие, настолько подавляла его всем своим изяществом, что он никак не ожидал добиться у нее какого бы то ни было успеха. Он довольствовался этой благовоспитанной галантностью, проявляемой достаточно, чтобы персона, желавшая сойтись, могла это сделать без ущерба своему самолюбию, а в противном случае способствовать приятельским отношениям. С того момента, как он познакомился с мадам Бофорт, Гиттар зарекся хоть сколько-нибудь изменить своему обычному поведению. Все, что он сделал, это постарался скрыть свои ожидания. В последнее время, каждый раз, когда он наносил визит мадам Бофорт, тщательно избегая произносить при этом имя мадам Пенне, он выказывал все большую сердечность, все большее добронравие.

Так, в этот день, возвращаясь в Босолей после десяти дней отсутствия, он более заботился о том, чтобы вернуть себе настроение, которое у него было тогда, когда он желал любви Клотильды, нежели предаваться своей злобе. Обладая честным характером, он боялся того, что могли постигнуть истинные мотивы его действий, и опасался, не очень понимая почему, как бы мадам Бофорт не была поставлена в известность того, что произошло, и, глядя на него, в то время как он ничего не подозревал, не подумала, что он пытался отыграться на ней, потерпев неудачу в другом месте.

— Как поживаете, милый друг, — сказал он, как только его провели к ней.

— Очень хорошо, просто великолепно. А вы-то сами? Как так случилось, что вы так долго не вспоминали о том, чтобы прийти сюда? Напрасно. На днях я принимала одну молодую женщину утонченной красоты, которая бы, я в этом просто уверена, вам непомерно понравилась.

Гиттар и бровью не повел. Он всегда боялся выдать свое разочарование. Как свойственно человеку улыбаться, когда ему больно, так скрывает он свое разочарование, как скрывают все, что вас принижает. Гиттар испытывал смущение. Он был уверен, что мадам Бофорт виделась с Пенне, и опасался, как бы те не представили его в неприглядном свете. Как если бы возвратившись из путешествия, он боялся массы вещей, и его главным желанием было убедиться, что ничего не изменилось, узнать то, что могли о нем рассказать, тут же поправить ошибки, дабы вместо того, чтобы поддержать его врагов, его собеседница разделила, хотя бы внешне, его точку зрения. И, вместо этого, он узнавал, что приходила молодая женщина, и, вслед за его инстинктивным страхом перед всем новым, последовало горькое чувство, какое испытывают, когда счастье проходит мимо.

— Эта молодая женщина, — продолжила мадам Бофорт, — настолько привлекательна, что мсье Гюг Морэн, которого вы знаете, сразу же в нее влюбился.

Имя "мсье Морэн", услышанное из уст мадам Бофорт, произвело странное впечатление на Гиттара. Она произнесла это вполне французское имя с долей иронии, которая ускользнула от Гиттара и которая, напротив, показалась ему восторженностью.

— К тому же, — продолжила мадам Бофорт, — вы ее сейчас увидите, за чаем, как, естественно, и мсье Морэна, который, конечно же, не преминет зайти.

И сразу же, Гиттар проникся глубокой неприязнью к этому мсье Морэну, которого знал по одной-двум встречам у друзей и который до сих пор казался ему самым заурядным человеком. Одно из неприятнейших ощущений, а именно ощущение расточительного изобилия, ослепило его. Он не знал более, на кого направить свое внимание. Его дожидались со всех сторон. В то же время, как он хотел остаться наедине с мадам Бофорт, ему не терпелось увидеть эту молодую женщину, и он страдал оттого, что мсье Морэн опередил его, потому что, как не слишком удачливый в любви мужчина, он полагал, что важно было прийти первым. Когда он был юношей, не от трудности ли угадать тот момент, в который женщина решала завести любовника, происходила его великая грусть?

Его заботы в один миг улетучились. Чтобы вернуть себе покой, он думал только об одном: сменить тему разговора. Изо всех своих сил он желал, чтобы эта молодая женщина, которую он уже неделю надеялся встретить, не пришла. Поскольку он был не один, перспектива прихода третьего, пусть это было лучшее для знакомства, почти всегда беспокоила его.

— Милый друг, я не очень хорошо себя чувствовал и, несмотря на все мое желание, не мог прийти навестить вас.

— Теперь, я надеюсь, вы чувствуете себя лучше. У меня тоже не все ладилось. Я упала и вывихнула ногу. Так что не глядите вниз. Мне так стыдно, что у меня одна лодыжка больше другой.

Гиттар учтиво отвернул голову. Он следил за собой, но на его лице было то фальшивое выражение, что бывает у людей, которые знают, но не подают вида. Исподволь, он придавал огромное значение любой своей оговорке, любому выражению, любому жесту.

— Но я это сказала для смеха, — продолжила мадам Бофорт, — вы можете смотреть. В моем возрасте уже не кокетничают.

Гиттар со стыдом опустил глаза и, подымая их, даром, что ничего не заметил, сказал:

— Не так уж заметно.

Эму хотелось нравиться хозяйке. Ему хотелось вернуть себе прежнюю непринужденность, но, чтобы он ни делал, он чувствовал, что утратил ее. Ему вдруг показалось, что причиной этой утраты было не сколько то, что произошло за это время у мадам Бофорт, но то, что произошло в нем самом. Он понял, что его безумная надежда стать любовником Клотильды смущала его на этот счет. Эму казалось, что он предстал в смешном свете, и все кругом уже знали об этом. Перед лицом мадам Бофорт он испытывал что-то вроде вины. Он больше не мог сдерживаться. Он хотел получить ясность. Он спросил: