Алистер Кроули - Лунное дитя

Прошли столетия; он начал узнавать законы, хотя поначалу лишь в очень немногих вещах. Еще столетия, и вот какой-то отважный мыслитель нашел единственную причину всех вещей и назвал ее Богом. Эта гипотеза вызвала бесконечные споры о природе Бога; если быть точным, то эти споры так до сих пор и не разрешились. Чего стоит один только вопрос о происхождении Зла, вконец запутавший всю теологию. О да, наука прогрессирует; теперь мы считаем, что все вещи подчиняются своим законам.

Нам больше не нужна гипотеза о Творце как первопричине всего сущего, по крайней мере в ее древнем, примитивном смысле; мы ищем причины происходящих в природе вещей в той же очередности, в какой наблюдаем их следствия. Мы больше не ублажаем духов, чтобы не угас огонь в нашей печке.

И лишь очень немногие, в том числе и я, спрашивают себя: не иллюзия ли вся эта наша реальность — такая же, как любая поверхность?

Возможно, Вселенная и есть некое четырехмерное тело, представляющееся нам в виде набора разнообразных вещей, в общем-то простых и понятных, но принимающих разные формы, правильные и неправильные, точно так же, как это происходит с конусом, погружаемым в воду?

— Нет, мне, конечно, трудно сразу осмыслить это; я попрошу Сирила потом рассказать мне все заново, что бы я поняла. А на что похожа эта четырехмерная Вселенная? Или этого нельзя объяснить?

— Отчего же; именно это я как раз и собирался сделать. Вот тут-то моя длинная лекция и подходит к столь заинтересовавшему вас разговору о душе…

— Не может быть!

— …А также к раздвоению личности и всему, с этим связанному. Теперь уже все довольно просто. Я, как некая четырехмерная реальность, искренне стремлюсь выполнить свое предназначение. Сначала я чувствую, что подобно конусу прохожу сквозь поверхность — или, точнее, осознаю эту свою поверхность, весьма схожую с нашим материальным миром, и с первым криком появляюсь на свет. Потом я расту (круги становятся все больше и больше). Потом умираю. Таков принцип вечной смены и перемены всего сущего, что мы с вами и наблюдаем. Мой трехмерный ум считает все это «реальностью», историей, хотя это скорее география, чередование лишь очень немногих из бесконечного количества моих аспектов. Конус ведь тоже содержит бесконечное количество кругов. Однако эта трехмерная сущность — действительно часть меня, хотя и маленькая; поэтому меня, сумевшего открыть в себе нечто большее, забавляет, когда эта маленькая часть, то есть наш ум, а проще сказать физический организм считает себя единственно истинным и совершенным.

— Я понимаю вас… той своей частью, о которой не знала, что она у меня есть.

— Вы правильно понимаете меня, деточка. Но я продолжу. Обратите внимание, как хорошо объясняет это массовая психология. Давайте предположим, что любая идея есть реальное четырехмерное тело. Поскольку я себя хорошо знаю, то предположу также, что я — очень простая идея, для воплощения которой достаточно одного-единственного тела. Но мы легко можем представить себе идеи, воплощающиеся в сотнях и тысячах людей одновременно — возьмите, например, идею свободы.

Сначала она зарождается, ее воспринимают один или два человека: это — «точка» конуса. Затем она постепенно расходится кругами или прорывается наподобие взрыва, как если бы вместо конуса в воду бросили какую- нибудь доску. Вот и все на сегодня, деточка. Подумайте над этой лекцией, убедитесь, все ли вам понятно… А может быть, и кое-какие проблемы она вам решить поможет. Следующая лекция будет потруднее, потому что после нее уже будет пора действовать.

Тут Сирил неожиданно прервал его.

— У нас очень много дел, — сказал он, — которые надо закончить до отъезда. А тут еще эта тварь в саду.

Ах, братец! — печально отозвался старый маг. — Только этого еще не хватало. Сколько нам понадобится времени, чтобы справиться с этой тварью? — Мне принадлежит всемогущество, и в моем распоряжении — вечность, — процитировал Сирил Элифаса Леви, улыбаясь.

— Дайте я объясню вам, — обернулся Простак Саймон к Лизе. — Этот юноша — сильный маг… в пределах своей священной рощи. Он не раздумывает, он сразу действует, и только и живет своей магикой; когда у него есть магический жезл и батальон духов для выполнения его заданий, он счастлив. Я же придерживаюсь пути Дао и делаю все для того, чтобы не делать ничего. Понять это трудно; когда-нибудь я объясню вам подробнее. На практике это означает, что я веду спокойную, размеренную жизнь, не нарушаемую ничем; он же постоянно создает себе трудности, раздражает всяких… турок, — и, что еще хуже, создает ситуации, из-за которых ни в чем не повинная горничная вдруг переживает эпилептический припадок.

Сначала к нам являются лица, жаждущие крови невинной жертвы, а потом появляется еще и эта тварь в саду.

При этом его голос приобрел оттенок обеспокоенного, но в то же время насмешливого отвращения.

— Во всяком случае, это Сирил сунул голову в петлю, а не я. Он вызвал меня сюда. Должен сказать, что в целом я согласен с его стратегическим планом и был готов к тому, что враги постараются помешать нам. Но маг в данном случае он, у него главная роль в этой пантомиме. Я лишь подыгрываю, и нам следует действовать по его указаниям, а не по моим. Если дело кончится плохо, — прибавил старый маг, чем чрезвычайно ободрил присутствующих, — может быть, это послужит ему уроком. Ишь, записался в китайские божки! Лучше бы он был китайским кули где-нибудь у подножия Куанцзы, курильщиком опиума!

— Но мне он сказал, — возразила Лиза, — что я сама мешаю себе вступить на этот ваш Путь, потому что слишком люблю приключения, а это, по его словам, недостаток, а не достоинство.

— Сирил, ваша любимая девушка в опасности, а это ей совершенно ни к чему.

— Так и быть, — отозвался Сирил, — я спрошу учителя, позволит ли он продемонстрировать тебе его метод. В ближайшие две недели тебе предстоит узнать меня со всех сторон, как плохих, так и хороших, так что тебе будет что сравнивать. И, возможно, в один прекрасный день ты сделаешь выбор.

— Увы, я и в самом деле люблю опасности и приключения!

— Этого-то я и боялся! — заметил Саймон Ифф. — Но все-таки: раз Сирил считает, что нам и в этом случае следует идти путем Дао, то я хотел бы знать, как он намеревается поступить.

— О, очень просто: я возьму магическую шпагу, начерчу положенные символы и произнесу соответствующие Имена Божий, чтобы эта непомерно раздувшаяся тварь съежилась и вернулась к тем, кто послал ее, стеная от боли, проклиная всех богов и желая покарать своих хозяев за то, что они обрекли ее на такие муки.

— Ну да, это его коронный номер, — изрек Саймон Ифф. — А теперь давайте посмотрим на это дело с другой стороны.