Джон Стейнбек - И проиграли бой

— Повысь они расценки, это все равно, что признать нашу победу, вставил Джим. — А победи мы, тысячи бедолаг поднимутся. Верно я говорю, мистер?

Боултер ответил с неизменной улыбкой.

— Я давно уже подумывал, чтобы повысить расценки. Но раньше у меня не было власти. Мнение мое и сейчас не изменилось, а положение изрядно: я президент Ассоциации. И я огласил свое решение, кое-кому оно пришлось не по вкусу: я настоял, чтобы расценки вам повысили до двадцати центов. И хватит взаимных претензий и укоров. Завтра утром мы ждем вас на работу.

Лондон покосился на Сэма. Тот все еще был мрачнее тучи. Лондон засмеялся, хлопнул его по костлявому плечу.

— Мистер Боултер, — ответил он, — Мак тут верно сказал: мы, наверное, не настоящие американские труженики. Вы хотели выложить карты, а свои-то выложили «рубашками» вверх. А наши, клянусь богом, все козыри. Ваши яблоки мы и не подумаем собирать, пока денег не прибавите. И никому другому их собирать не позволим. Ну, что скажете, мистер Боултер?

Улыбка, наконец, сползла с лица президента, и он серьезно проговорил:

— Американский народ потому и стал великим, что всегда брался за дело споро и дружно. Американскому труженику равных на всем белом свете не сыскать, как и его заработной плате!

Лондон сердито оборвал его.

— Может, китаец и полцента не получает в день, да на жратву хватает. А мы, может, в сто раз больше получаем, да что толку голодными ходим.

Боултер снова нацепил улыбку.

— И у меня есть дом, дети. И я работаю не покладая рук. Поверьте, я такой же, как и вы, такой же труженик. Все, что у меня есть, заработал своими руками. Судя по слухам, вас красные на смуту подбивают. Я не верю. Не верю, чтобы американцы, взращенные на наших идеалах, слушали красных. Мы все, так сказать, в одной упряжке. И в эти трудные времена нам нужно все равно идти вперед и помогать друг другу.

— Кончай мозги пудрить! — выкрикнул вдруг Сэм. Если есть что предложить, выкладывай, а болтовни с нас хватит!

Боултер враз сник.

— Согласны на половинную прибавку?

— Нет! — отрезал Лондон. — Видать, крепко вас прижало, иначе вы б и на эту малость не согласились.

— А почему вы решаете за остальных, вдруг они проголосовали бы против вас?

— Вот что, мистер, ребята у нас горячие, не дай бог вы к ним сунетесь, они костюмчикто ваш и помять могут. Мы бастуем, потому что нам мало платят. В садах выставим пикеты и ни одного из ваших молодчиков, которых вы навезли, и близко не подпустим. Ну, а теперь, наконец выкладывайте ваши карты. Что будете делать, если мы не станем работать?

— Натравят «бдительных», — подсказал Мак.

— Ни о каких «бдительных» мы понятия не имеем, — поспешно сказал Боултер. — Но если возмущенные горожане объединятся, чтобы восстановить покой и порядок, это их дело. Об их планах Ассоциации неизвестно. — И он снова улыбнулся. — Разве вы не понимаете: если наши дома, наши дети окажутся в опасности, мы, конечно, будем их защищать. Разве вы бы не стали защищать своих детей?

— Что мы и пытаемся делать! — воскликнул Лондон. — Пытаемся спасти их от голодной смерти. И средство у нас, у рабочего люда, только одно. Так что вам лучше и не заикаться о детях, не то…

— Мы всего лишь хотим решить спор мирно, — сказал Боултер. Американские граждане требуют порядка, и заверяю вас, мы порядка добьемся, даже если придется просить войска у губернатора штата.

— Да, вы наводите порядок, — клокоча негодованием, выкрикнул Сэм. — Из окон, паскуды трусливые, по людям стреляете. В Фриско женщин затаптывали — тоже порядок наводили. А в газете пишут: «Сегодня, напоровшись на штык, погиб забастовщик». Ишь, как вывернули «напоровшись» на штык.

Лондон одной рукой обхватил разошедшегося Сэма и отстранил его от Боултера.

— Тише, Сэм, тише! Успокойся!

— Пошел к черту! — не унимался тот. — Ишь, уши-то развесил, слушаешь брехню всякую.

Лондон на мгновение застыл, и тут же увесистый кулак его расквасил Сэму нос. Сэм упал. Лондон лишь взглянул на него.

— Забастовщик напоролся на кулак! — Мак истерично рассмеялся.

Сэм приподнялся, сел.

— Что ж, Лондон, сила солому ломит. Я больше и слова не скажу, жаль только, что в Кровавый четверг тебя в Фриско не было.

Боултер даже не шелохнулся.

— Я надеялся, вы не останетесь глухи к здравому смыслу, — сказал он. — У нас есть сведения, что вас баламутят красные, специально подосланные их организацией. Они вводят вас в заблуждение, обманывают вас. Им бы только смуту затеять. Это, если хотите, их профессия, они за это деньги получают.

Мак не выдержал, поднялся на ноги.

— Так, значит, они поганцы, американских тружеников только в заблуждение вводят? Может, и деньги-то они из России получают, а, мистер Боултер?

Тот смерил Мака долгим взглядом, румянец схлынул.

— Ну, что ж, вы вынуждаете нас на крайние меры. Жаль. Я хотел решить дело миром. Мы знаем, кто среди вас красные, с ними мы разделаемся. — Он повернулся к Лондону и едва ли не умоляюще произнес: — Не поддавайтесь на уловки! Возвращайтесь на работу. Мы хотим решить дело миром.

Лондон насупился.

— Хватит, сыт вашими речами по горло! Миром хотите дело решить! Мы-то на вас не нападали, лишь дважды с демонстрацией прошли. А вы? Одного убили, двоих ранили, сожгли грузовик и передвижное кафе, попытались голодом задушить. Тошнехонько, мистер, от вашей лжи. Давайте я вас провожу, а не то Сэм до вас доберется и, ради бога, никого больше не присылайте, пока не решите честный разговор вести.

Боултер печально покачал головой.

— Мы не хотим с вами воевать. Мы хотим лишь, чтоб вы к работе вернулись. Но уж если дойдет до схватки, чем воевать у нас найдется. Органы здравоохранения уже косятся на ваш лагерь. Властям не нравится, что в округ поступает непроверенное мясо. Местным жителям тоже надоели беспорядки. И, если понадобится, мы вправе вызвать войска.

Мак подошел к выходу, откинул полог. Уже вечерело. В лагере стояла тишина, люди не спускали глаз с палатки Лондона, их лица белели в сумеречной дымке. Мак крикнул:

— Все в порядке, ребята! Мы вас не предадим! — и бросил Лондону: — Зажги-ка свет. Я хочу пару слов сказать этому «другу человека».

Лондон поднес спичку к жестяному фонарю, повесил его на шест в середине палатки, фонарь светил тускло, но ровно. Мак встал прямо против Боултера, на губах появилась презрительная улыбка.

— Ты, папаша, говорил хорошо, хотя я-то знаю: со страху, небось, не раз в штаны напустил. Верно, все угрозы ты, пожалуй, исполнишь, но посмотри, к чему это приводит Стоило в Вашингтоне санитарному управлению сжечь палатки забастовщиков, как Гувер лишился на выборах голосов, рабочих голосов. Вы вызвали войска в Фриско, и почти весь город перешел на сторону забастовщиков. С помощью полиции вы не пропускаете продовольствие бастующим, и все для того, чтобы настроить против них общественное мнение. Я, мистер, сейчас не взываю к вашей совести, я лишь напоминаю, к чему приводили крутые меры. — Мак отступил на шаг от выхода. — Откуда, по-вашему, мы достаем пищу, одеяла, лекарства, деньги? Вы и сами прекрасно знаете — у вас в долине нас многие поддерживают. А ваши «возмущенные граждане» возмущены-то вами, и вам это хорошо известно. А перегнуть палку боитесь — против вас тогда профсоюзы ополчатся. И водители, и официанты, и те, кто на ферме спину гнет, — одним словом, все. И вы, предвидя все это, идете на хитрость. Увы, не вышло! Лагерь этот чище, чем те бараки, которые вы сборщикам построили. Теперь вы хотите нас запугать. И это не выйдет.