Жозе Эса де Кейрош - Преступление падре Амаро

Если он получит место в Гражданском управлении, у них будет свой домик и служанка… Почему бы ей и не быть счастливой? Он не пьяница, не распутник. Амелия была уверена, что сумеет подчинить его себе, привить ему свои вкусы и привычки. А как приятно идти в воскресенье к утренней мессе в нарядном платье, под руку с мужем, и все тебе кланяются, и ты можешь, ничего не боясь, возить по городу в колясочке своего сына в кружевном чепчике и широкой пелеринке с бахромой! И как знать? Может быть, в награду за любовь к ребенку и за внимание, каким она окружит мужа, небо и Пресвятая дева смилуются над ней! Ах! Чего бы она не сделала, чтобы на небе у нее снова оказалась благожелательница, чтобы ее любимая Пресвятая дева снова стала ей добрым другом и наперсницей, всегда готовой утешить ее боль, вызволить из беды, приготовить ей в раю светлый уголок!

Она думала об этом часами, склоняясь над шитьем; она думала об этом, даже направляясь к домику звонаря; побыв минутку возле Тото – притихшей, ослабевшей от изнурительной лихорадки, – она поднималась в чердачную комнату, и первый ее вопрос к Амаро был:

– Ну, что-нибудь узнали?

Он хмурил брови, неохотно отвечал:

– Дионисия ищет… А что? Тебе очень к спеху?

– Да, мне к спеху, очень к спеху, – отвечала она без улыбки, – опозорена буду одна я.

Он молчал, и в его поцелуях было столько же ненависти, сколько любви к этой женщине, которая так безропотно соглашалась теперь быть женой другого!

Это была ревность. Он ревновал ее с того дня, когда заметил, что она примирилась с мыслью об этом ненавистном браке! С тех пор как она перестала плакать, он начал злиться, что она больше не плачет; в глубине души он бы хотел, чтобы она предпочла позор с ним счастью без него. Ему было бы легче, если бы она продолжала сопротивляться и оглашать рыданьями чердак дяди Эсгельяса; это было бы настоящим доказательством любви, и самолюбие его упивалось бы восхитительной уверенностью. Но ее согласие на брак, без всякого отвращения и бурных сцен, возмущало его, как предательство. Он заподозрил, что в глубине души ей отнюдь не претила перемена. В конце концов, Жоан Эдуардо тоже мужчина, во всем цвете своих двадцати шести лет, во всей красе черных усов. С Жоаном Эдуардо она будет испытывать те же восторги, какие испытывала с ним… Если бы конторщик был старым ревматиком, она не смирилась бы так скоро. И при этой мысли его охватывала жажда мести, он горячо желал, чтобы ничего не получилось, чтобы Жоана Эдуардо не нашли; и не раз, выслушав отчет Дионисии об очередной тщетной попытке, он говорил с кривой улыбкой:

– Да вы напрасно трудитесь. Его нет. Бог с ним… Не стоит выбиваться из сил.

Но сил у Дионисии хватало, и в один прекрасный вечер она доложила ему с торжеством, что напала на след! Она видела Густаво, наборщика. Он входил в харчевню дяди Озорио. Завтра же она с ним поговорит, и все узнается…

То была горькая минута для Амаро. Свадьба, которой он сам желал в первый момент испуга, теперь казалась ему катастрофой всей жизни.

Он теряет Амелию навсегда!.. Ненавистный жених, которого он изгнал, уничтожил, снова встает на его пути по нелепой игре случая, какими любит тешиться провидение, и отнимает у него эту женщину с полным на то правом. Мысль, что конторщик будет держать ее в объятиях, а она будет исступленно целовать его и шептать: «О Жоан!» – как теперь шепчет: «О Амаро!» – эта мысль выводила его из себя. И он не может воспрепятствовать этому браку! Все к нему стремятся: она, каноник, даже Дионисия со своим наемным рвением!

Для чего природа создала его мужчиной, с горячей кровью и сильными страстями? Все равно он вынужден навеки расстаться с этой девушкой и смотреть, как ее уведет другой, ее муж, и оба у себя дома будут играть с ребенком – с его ребенком! Он должен сложа руки наблюдать, как гибнет его счастье, и криво улыбаться. Он останется один, навсегда, и будет в одиночестве читать свой требник!.. О, если бы не ушли те времена, когда человека можно было погубить, обвинив в ереси! Повернись колесо истории вспять на каких-нибудь двести лет – и сеньор Жоан Эдуардо узнал бы, что значит глумиться над священником и венчаться с мениной Амелией…

Эта бредовая мысль завладела его расстроенным воображением до такой степени, что всю ночь ему снился удивительно яркий сон, который он потом со смехом рассказывал дамам. Он видел узкую улицу, залитую ослепительным солнцем; под высокими, окованными железом воротами теснился городской люд, а на балконах покручивали кавалерственный ус фидалго в шитых золотом колетах. Под кружевными мантильями горели благочестивой яростью глаза дам. А по мостовой медленно ползла процессия аутодафе, под гудение голосов и оглушительный колокольный звон по усопшим. Впереди всех шли полунагие флагелланты, [133]закрыв лицо белым капюшоном; они бичевали себя по окровавленным спинам, истошно вопя «Miserere». [134]За ними на осле ехал Жоан Эдуардо, ошалевший от страха; ноги его болтались у самой земли, на белой рубахе кривлялись намалеванные алой краской дьяволы, на груди висела дощечка с надписью: «За ересь». Позади поспевал страшный служитель святой инквизиции и изо всех сил нахлестывал осла. А рядом шагал священник, высоко над головой воздев крест, и, перекрикивая шум, орал прямо в ухо осужденному советы принести покаяние. Амаро был тут же; он пел реквием, держа молитвенник в одной руке, а другой благословляя старух, добрых приятельниц с улицы Милосердия, которые склонялись почти до земли и целовали подол его стихаря. Время от времени он оборачивался назад, чтобы полюбоваться погребальным великолепием этого шествия, и видел длинную вереницу кавалеров рыцарских орденов. Тут важный толстяк с апоплексической физиономией, там бледное лицо мистика со свирепо торчащими усами и парой мечущих искры глаз; каждый из них нес в одной руке зажженный факел, в другой шляпу с черным султаном, подметавшим землю. Сверкали шлемы аркебузиров; благочестивая ненависть искажала голодные лица черни; и процессия ползла вдоль извилистой улицы, оглашая небо ревом церковного хора, воплями фанатиков, леденящим душу перезвоном колоколов, звяканьем оружия, наполняя ужасом сердца горожан и медленно приближаясь к сложенному из кирпича возвышению, где уже дымилась куча дров.

Велико было его разочарование, когда, проснувшись от этого сна, он увидел служанку, вносившую кувшин горячей воды для бритья.

Значит, сегодня они разыщут наконец сеньора Жоана Эдуардо и напишут ему письмо. В одиннадцать часов Амаро должен был встретиться с Амелией. Раздраженно хлопнув дверью, он сказал ей с порога:

– Он нашелся… То есть нашелся его дружок наборщик, который знает, где он скрывается.

Амелия переживала в тот день один из часто находивших на нее припадков уныния и страха. Она воскликнула: