Эрнест Хемингуэй - Прощай, оружие!

– Ну, так я не пойду.

– Нет. Иди. Это ведь ненадолго, а потом ты вернешься.

– Мы пообедаем здесь, наверху.

– Иди и скорее возвращайся.

Я застал графа Греффи в бильярдной. Он упражнялся в различных ударах и казался очень хрупким в свете лампы, спускавшейся над бильярдом. На ломберном столике немного поодаль, в тени, стояло серебряное ведерко со льдом, откуда торчали горлышки и пробки двух бутылок шампанского. Граф Греффи выпрямился, когда я вошел в бильярдную, и пошел мне навстречу. Он протянул мне руку.

– Я очень рад видеть вас здесь. Вы так добры, что согласились прийти поиграть со мной.

– С вашей стороны очень любезно было меня пригласить.

– Как ваше здоровье? Я слыхал, вы были ранены на Изонцо. Надеюсь, вы теперь вполне оправились.

– Я совершенно здоров. Как ваше здоровье?

– О, я всегда здоров. Но я старею. Начинаю замечать признаки старости.

– Этому трудно поверить.

– Да. Вот вам пример. Мне теперь легче говорить по-итальянски, чем на другом языке. Я заставляю себя, но когда я устаю, мне все-таки легче говорить по-итальянски. Так что, по-видимому, я старею.

– Будем говорить по-итальянски. Я тоже немного устал.

– О, но ведь если вы устали, вам должно быть легче говорить по-английски.

– По-американски.

– Да. По-американски. Пожалуйста, говорите по-американски. Это такой очаровательный язык.

– Я почти не встречаюсь теперь с американцами.

– Вы, вероятно, очень скучаете без их общества. Всегда скучно без соотечественников, а в особенности без соотечественниц. Я это знаю по опыту. Что ж, сыграем, или вы слишком устали?

– Я не устал. Я сказал это так, в шутку. Какую вы мне дадите фору?

– Вы много играли это время?

– Совсем не играл.

– Вы играете очень хорошо. Десять очков?

– Вы мне льстите.

– Пятнадцать?

– Это было бы прекрасно, но вы меня все равно обыграете.

– Будем играть на деньги? Вы всегда предпочитали играть на деньги.

– Давайте.

– Отлично. Я даю вам восемнадцать очков, и мы играем по франку очко.

Он очень красиво разыграл партию, и, несмотря на фору, я только на четыре очка обогнал его к середине игры. Граф Греффи нажал кнопку звонка, вызывая бармена.

– Будьте добры откупорить одну бутылку, – сказал он. Затем мне: – По стакану для настроения.

Вино было холодное, как лед, и очень сухое и хорошее.

– Будем говорить по-итальянски. Вы не возражаете? Это теперь моя слабость.

Мы продолжали играть, потягивая вино между ударами, беседуя по-итальянски, но вообще разговаривали мало, сосредоточась на игре. Граф Греффи выбил сотое очко, а я, несмотря на фору, имел только девяносто четыре. Он улыбнулся и потрепал меня по плечу.

– Теперь мы разопьем вторую бутылку, и вы расскажете мне о войне. – Он ждал, когда я сяду.

– О чем-нибудь другом, – сказал я.

– Вы не хотите говорить об этом? Хорошо. Что вы читали за последнее время?

– Ничего, – сказал я. – Боюсь, что я очень отупел.

– Нет. Но читать вам нужно.

– Что написано за время войны?

– Есть «Le feu» [32] «Огонь» (франц.) одного француза, Барбюса. Есть «Мистер Бритлинг видит все насквозь».

– Это неправда.

– Что неправда?

– Он не видит все насквозь. Эти книги были у нас в госпитале.

– Значит, вы кое-что читали?

– Да, но хорошего ничего.

– Мне кажется, что в «Мистере Бритлинге» очень хорошо показана душа английской буржуазии.

– Я не знаю, что такое душа.

– Бедняжка. Никто не знает, что такое душа. Вы – croyant? [33] верующий (франц.)

– Только ночью.

Граф Греффи улыбнулся и повертел стакан в пальцах.

– Я предполагал, что с возрастом стану набожнее, но почему-то этого не случилось, – сказал он. – Очень сожалею.

– Вы хотели бы жить после смерти? – сказал я и сейчас же спохватился, что глупо было упоминать о смерти. Но его не смутило это слово.

– Смотря как жить. Эта жизнь очень приятна. Я хотел бы жить вечно. – Он улыбнулся. – Мне это почти удалось.

Мы сидели в глубоких кожаных креслах, разделенные столиком с бокалами и шампанским в серебряном ведерке.

– Если вы доживете до моего возраста, многое вам будет казаться странным.

– Вы не похожи на старика.

– Тело стареет. Иногда мне кажется, что у меня палец может отломиться, как кончик мелка. А дух не стареет, и мудрости не прибавляется.

– Вы мудры.

– Нет, это великое заблуждение – о мудрости стариков. Старики не мудры. Они только осторожны.

– Быть может, это и есть мудрость.

– Это очень непривлекательная мудрость. Что вы цените выше всего?

– Любимую женщину.

– Вот и я так же. Это не мудрость. Жизнь вы цените?

– Да.

– Я тоже. Потому что это все, что у меня есть. И еще дни рождения, – засмеялся он. – Видимо, вы более мудры, чем я. Вы не празднуете день своего рождения.

Мы оба потягивали вино.

– Что вы в самом деле думаете о войне? – спросил я.

– Я думаю, что она нелепа.

– Кто выиграет ее?

– Итальянцы.

– Почему?

– Они более молодая нация.

– Разве молодые нации всегда выигрывают войну?

– Они способны на это в известном периоде.

– А потом что?

– Они становятся старыми нациями.

– А вы еще говорите, что не мудры.

– Дорогой мой мальчик, это не мудрость. Это цинизм.

– Мне это кажется величайшей мудростью.

– Это не совсем так. Я мог бы вам привести примеры в подтверждение противоположного. Но это неплохо сказано. Мы выпили все шампанское?

– Почти.

– Может быть, выпьем еще? Потом я пойду переодеться.

– Пожалуй, не стоит больше.

– Вам в самом деле не хочется?

– Да.

Он встал.

– Желаю вам много удачи, и много счастья, и много, много здоровья.

– Благодарю вас. А я желаю вам жить вечно.

– Благодарю вас. Я так и делаю. А если вы когда-нибудь станете набожным, помолитесь за меня, когда я умру. Я уже нескольких друзей просил об этом. Я надеялся сам стать набожным, но этого не случилось.

Мне казалось, что он улыбнулся с грустью, но я не был уверен. Он был очень стар, и на его лице было очень много морщин, и в улыбке участвовало столько черточек, что оттенки терялись в них.

– Я, может быть, стану очень набожным, – сказал я. – Во всяком случае, я буду молиться за вас.

– Я всегда ожидал, что стану набожным. В моей семье все умирали очень набожными. Но почему-то этого не случилось.

– Еще слишком рано.

– Может быть, уже слишком поздно. Может быть, я пережил свое религиозное чувство.

– У меня оно появляется только ночью.

– Но ведь вы еще и любите. Не забывайте, что это тоже религиозное чувство.

– Вы думаете?

– Конечно. – Он сделал шаг к бильярду. – Вы очень добры, что сыграли со мной.

– Это было большим удовольствием для меня.

– Пойдемте наверх вместе.