Константин Симонов - Последнее лето

Но Батюк перебил:

– Что погиб смертью храбрых, уже понял из всех докладов. А почему и как – пока не уяснил. Бомбят вас, что ли? Тогда почему не доносишь?

Серпилин объяснил, почему и как, и добавил, что приняты меры на будущее. Приказ по армии за ночь будет доведен вплоть до командиров полков.

– Приказа по армии мало по такому случаю. Что вам это, понимаешь, сорок первый или сорок второй год?! Приказом по фронту отдадим и тебе в нем укажем! А теперь слушай последнюю новость: твой сосед справа перешел к преследованию – немец перед ним отходит, и ему догонять немца нечем! К девяти утра, как только у тебя Кирпичников главными силами перейдет за Днепр, приказываю: взять у него сто вторую дивизию и передать ее твоему соседу справа. А с тебя хватит и того, что останется, – наверно ожидая от Серпилина попытки возразить, добавил Батюк.

Но Серпилин не возразил – считал, что все правильно, хотя отдавать дивизию – радость маленькая!

– Будет исполнено. К девяти часам ровно передадим дивизию.

– Только смотри не раскулачивай ее перед этим, – сказал Батюк. – А то иногда в таком виде соседу передают, что и принимать нечего! Все, что вот сейчас, на семнадцать часов, при ней есть, чтоб при ней и было! Предупреждаю.

– А почему вы меня предупреждаете, товарищ командующий? Совести пока не терял. Или вышел у вас из доверия?

– Ты это брось, – сердито сказал Батюк. – Вышел бы из доверия, я бы не так с тобой говорил. Где бы я ни был, лично мне доложи, как только мост наведете. И не просто наведете, а первую колонну техники по нему пропустите. Тогда, значит, действительно навели. А то…

Хотел сказать что-то еще, по, видимо, сдержал себя.

– У меня все…

Серпилин положил трубку, устало потер лицо руками и снова взял трубку, приказав соединить себя с Кирпичниковым. И, ожидая, когда соединят, улыбнулся Захарову.

– Зачем дразнишь? – тихо спросил Захаров, оглянувшись на Миронова, который во время разговора с командующим фронта деликатно отошел в сторону.

– Не дразню. – Серпилин перестал улыбаться. – Напротив, намного выше ценю, чем раньше. Но пусть не забывает, что я командарм, и мне о порядочности напоминать не требуется. Пусть напоминает тем, кому требуется, если у него есть такие.

– Все так, – сказал Захаров. – Но не хотелось бы, чтоб отношения испортил.

– Будем хорошо воевать – не испортим. А провалим дело – о каких отношениях речь? – сказал Серпилин и, услышав в трубке голос Кирпичникова, стал объяснять ему про дивизию, которую – ничего не поделаешь – придется отдать соседу.

Потом положил трубку и подозвал Миронова.

– Извините, Виталий Викторович, что прервал вас. Продолжайте. Наверное, что-нибудь хорошее от вас услышим, раз сами спешите доложить.

– Не совсем так, товарищ командующий, – сказал Миронов.

Оказалось, что его левофланговая дивизия опять застряла, отбивая контратаки немецкой пехоты с самоходками.

– Хочу сам туда выехать, – сказал Миронов. – Прошу разрешения.

– Если верно вас понял, спешите нас спровадить? Мешаем уехать?

Миронов молчал, но в глазах у него можно было прочесть: «Да, мешаете. Не будь вас тут, уже поехал бы в дивизию».

– Прав, надо и нам с членом Военного совета трогаться, – сказал Серпилин.

Но Захаров неожиданно для него вдруг обратился к Миронову:

– А я, пожалуй, тоже в дивизию съезжу. Вместе посмотрим: почему там немцы не по закону действуют? Что-то самоходок у них больно густо стало! Что ни донесение – самоходки! Когда начинали, разведка нам так много самоходок не показывала…

Услышав, что Захаров снова собирается ехать вместе с командиром корпуса, Серпилин сначала подумал неодобрительно: не слишком ли много опеки! Но потом решил – Захарову виднее. И в первый день, во время неудачных действий Миронова, не вылезал от него, и сегодня с утра у него. И, может быть, лучше тебя знает сейчас, чем поддержать его дух. Захаров вообще знает, что делает.

– С тобой вечером встретимся, – кивнул Серпилин Захарову. – А вам, Виталий Викторович, – пожимая руку Миронову, сказал он, – на прощание совет: не забывайте бога войны! Хорошо, конечно, самому комкору в дивизию приехать, но если у него при этом еще в запасе, в кулаке, два-три артиллерийских полка зажаты, которыми он без долгих разговоров способен помочь, – еще лучше. И намного! Боюсь, что ваших подчиненных немец успешно контратакует не потому, что так уж силен, а потому, что артиллерия у вас все еще только едет к переднему краю. А пора бы доехать!

Простился и сел в «виллис»; и, как только двинулись, спросил у сидевшего сзади Прокудина:

– Вчера вы в оперативном отделе проектировали, что немец против нашего правого соседа сегодня с утра отход начнет. Так?

– Так точно, – сказал Проку дин.

– А он с утра не начал. Рассуждал, наверное, как и вы, но приказа еще не имел. А теперь получил.

– Кирпичников все же за утро сильно углубился, – сказал Прокудин. – Им ничего другого и не оставалось делать, как начинать отход, раз Кирпичников к Днепру вышел…

Думать так, как думал сейчас Прокудин, было приятно: что именно мы, наши успехи – причина тому, что немец начал отступать не только перед нами, а и справа от нас. Но, как ни сладко так думать, главная причина все же другая: оба соседних фронта, наносящих главные удары, прошли так далеко вперед, что немец почувствовал угрозу мешка. Отсюда и его приказ на отход!

Серпилин с тревогой вспомнил о Могилеве – что немец и оттуда может начать отход по приказу раньше, чем мы перережем у него в тылу и Минское и Бобруйское шоссе. Вот чего не должна ему позволить подвижная группа! Вот что главное! А чьи раньше других полк и дивизия ворвутся в Могилев – твоя или соседа слева, хотя и хочется, чтоб твоя, – все же дело второе…

Приехав в подвижную группу, Серпилин смог убедиться, что Бойко с обычной своей дотошностью проследил за выполнением задуманного. Все части подвижной группы были уже сосредоточены в лесах, по обе стороны большака, откуда они могли быстро выйти к переправе, а командиры частей собраны у командира танковой бригады.

Полковник Галчонок встретил Серпилина на опушке леса. Ждал там.

– Разрешите сопроводить к штабу бригады?

– А далеко он у вас?

– Триста шагов отсюда, товарищ командующий.

– Раз триста шагов – дойдем. Надоело за день ездить.

Серпилин вылез из «виллиса» и пошел по наезженной колее через лес рядом с командиром бригады.

– Когда Дурдыев привез вам приказание?

– В шестнадцать ровно.

– А где он сейчас?

– У меня в штабе. Знакомим с приказанием командиров и самоходного и стрелкового полков. Они позже прибыли.

– А саперы где?

– Командир саперного батальона уже был у меня, когда приказание привезли. Отправил его вперед с моим помпотехом. Дал им два танка, бронетранспортер, два «студебеккера» для роты саперов – и послал вперед. Пусть сами лично всю дорогу испытают на проходимость. Задачу поставил – до самого Днепра. А если, пока доберутся, там уже мост наведут, пусть и этот мост лично проверят, переправятся!