Пэлем Вудхауз - Том 2. Лорд Тилбури и другие

— Здорово, милорд! Какой денек, а?

— Денек, еще чего! И перестаньте называть меня лордом! Я — баронет!

— Да разве баронет — не лорд?

— Ничего похожего!

Лабиринты британской системы титулов живо заинтересовали человека, отозвавшегося на имя «Булпит». В голосе его сквозила неподдельная жажда знаний:

— А в чем разница? Вопрос рассердил баронета.

— Слушайте, вы, Булпит! — взревел сэр Бакстон. — Я пришел не за тем, чтоб беседовать о титулах! Где Пик?

— Тут где-то болтается!

— Давайте его сюда!

— Зачем?

— Хочу отхлестать как следует.

Неприятная оцепенелость, уже испытанная в саду «Гусака и Гусыни», вновь охватила Адриана. Час пробил. Высшая точка или, наоборот, сердцевина ситуации, достигнута, решается его судьба. Страшно дрожа, Адриан затаился — уступит Булпит или будет стоять твердо?

Булпит стоял твердо.

— Прям, сейчас! Выдумали тоже, а еще баронет! Баронеты, — справедливо указал Булпит, — должны пример подавать, а не колотить молодых парней. Чем он виноват, что влюбился?

Подобный упрек сконфузил бы самого жестокосердного аристократа, но в сэре Бакстоне раздражение вспыхнуло с новой силой.

— Кончайте околесицу городить, — заорал он. — Бросайте трап!

Слово «трап» на секунду озадачило Адриана, но он тут же вспомнил хлипкие деревянные досочки, которые связывали «Миньонетту» с сушей. Расчудесный и загадочный Булпит с находчивостью, делавшей ему честь, явно осуществил операцию, которая у моряков называется «отдать концы».

Что и доказал его самодовольный ответ:

— Нет уж! Если так приспичило, придется прыгать.

Целиком ответ сэра Бакстона было не разобрать, от полноты чувств слова сминались, но Адриан уловил, что именно этот подвиг тот и вознамерился осуществить. Он опять тревожно замер — что же предпримет теперь его спаситель?

Тревоги оказались пустыми. Противником Булпит был достойным.

— А прыгните — огрею!

— Что?!

— По голове. Вот этим стулом.

— Не посмеете!

— Еще как посмею!

— А я подам в суд за нападение.

— А я вас в тюрьму упеку за вторжение в чужой дом.

За этой репликой наступила тишина. Сэр Бакстон, видимо, растерялся.

— Это с какой же стати?

— Я законы знаю. Пароход — все равно что дом. Вломитесь сюда — значит, вы взломщик.

— В жизни не слыхал такой чепухи… Пароход-то мой!

— Прям, сейчас! Мой. Я — арендатор. Так что поосторожнее, а то огрею!

Дуэль двух интеллектов завершилась. В смелости сэр Бакстон не уступал льву и, конечно, не из страха перед стулом решил сдаться, оставив поле боя за врагом.

Сразили его юридические осложнения. Не убоявшись врага в сверкающих доспехах, он, как все почтенные британцы, спасовал перед законом. Чем навлекать на себя преследования и возмещение ущерба, сэр Бакстон предпочел вложить хлыст в ножны.

Подобно многим баронетам, потерпевшим поражение в романах и драмах прошлого века, он утешал себя мыслью, что день его еще наступит. Или не утешал. Но отступил, задумчиво сшибая луговые цветы кончиком хлыста, которому намеревался найти лучшее применение. А Булпит, разгоряченный моральной победой, опустил стул и открыл дверь салона.

— Ушел, — сообщил он, догадавшись, что именно по этому пункту его гость ждет сообщений. — Да-с, сэр. Достало ума отступить.

Булпит рассматривал Адриана не просто с добротой, а с искренним восхищением. Не зная, какие мотивы пригнали того в опасную зону, он предположил, что это — непобедимая тяга к Джин, и одобрил его. Сентиментального клейщика умиляла мысль о нищем поклоннике, готовом на риск ради встречи с возлюбленной. Адриан предстал перед ним в образе Ромео.

Угадывая, что героя еще немного трясет, Булпит направился к шкафу, достал бутылку и, прежде чем приступить к расспросам, налил щедрую порцию. Пока Адриан, захлебываясь, глотал вино, он осведомился:

— Как это вас угораздило нарваться на милорда? Адриан вкратце пересказал сцену в саду. Булпит покачал головой. Восхищаясь мужеством собеседника, он осуждал его опрометчивость.

— Зря вы вот так, в открытую. Могли бы сообразить, что наш милорд прознает и пустится на охоту. Шпионы у него так и кишат всюду. Ладно, теперь все в порядке. Тут ему вас не достать. Слыхали нашу перебранку? Так вот, я это всерьез. Попробовал бы он прыгнуть. Точно огрел бы, да-с, сэр! Дрались мы и стульями. И бутылками, — заключил Булпит, и глаза его подернулись дымкой при воспоминании о золотых денечках.

Адриан вспомнил, что еще не поблагодарил своего спасителя, но тот небрежно отмахнулся.

— А, ерунда! Я же сказал нашей Джин, я — за тебя. Это она меня просветила насчет твоих неприятностей. Видел, видел, как ты ее целовал. Она и сказала мне, что собирается за тебя замуж. Я — ее дядя.

Глаза у Адриана округлились. Снадобье, которого он хлебнул, оказалось крепким, и он не был уверен, точно ли расслышал.

— Дядя, из Америки. Матери брат. Наверное, удивляешься, чего я тут, на судне, а не живу в ихнем доме. Понимаешь, у нас… это…. трения. Позже объясню. Не хотят они меня привечать. Еще хлебнешь?

— Нет, спасибо.

— Точно?

— Нет, нет, правда. Спасибо.

— Ладно, все равно больше нету. Последняя бутылка была. Да, Имоджин призналась, что ты ее ухажер. А потом я подслушал, как один парень тебе рассказывал, что наш милорд гоняется за тобой с хлыстом. Так что все факты мне известны. Племянница у меня — высший сорт. Кто ей нравится, тот мне друг. Живи тут, сколько влезет.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Ладно, ладно. Я — за тебя. Это надо же, не побоялся приехать, только бы с ней повидаться! Знал ведь, как опасно…

Адриан смекнул, что надо подыграть. Гостеприимство свое Булпит предлагает нареченному Джин. Стоит ему догадаться, что надо бы добавить «бывший», и вход в убежище закрыт. А уходить нельзя, пока не повидался с Табби.

— Ну, что вы! — скромно отозвался он.

— Сказано, шик-блеск! Ладно, я тебя оставлю. Надо в гостиницу заглянуть, повидать кой-кого. Располагайся как дома. Я сейчас.

Сладостный день уже клонился к прохладе, когда Булпит добрался до «Гусака и Гусыни». Вошел он в общий бар и порадовался, что там пусто, только блондинка за стойкой изображает сенбернара для истомленных жаждой обитателей. Ради нее он сюда и явился.

Блондинка приветствовала его любезной улыбкой. Племянница Дж. Б. Аттуотера, жившего в Лондоне, она была послана сюда с наказом угождать хозяину, богачу в их семье, но сразу всей душой невзлюбила эту глухомань, как она же и выражалась. Развлекаться в Уолсингфорд Парве было негде и не с кем. Публика, состоящая из достойных селян, сообщала ей, что денек распрекрасный, и впадала в задумчивый транс, длящийся от десяти минут до получаса. Булпит был ярким лучом в ее скучной жизни.