Пэлем Вудхауз - Том 7. Дядя Динамит и другие

— Я не…

— И что же? Он прав! Ты вела себя как недоделанная актриса на голливудской вечеринке. Что за субъект с миксером?

— Я…

— А мужчина, с которым ты ездила в Монтрёй?

— Да, — приободрился Хорес, — что это значит?

— Если вы разрешите мне вставить слово, — холодно проговорила Валерия, — я сообщу вам, что пришла не для споров. Я пришла довести до вашего сведения, что помолвка наша расторгнута, о чем вы сможете прочитать завтра в «Тайме». Поведение ваше я могу объяснить только душевной болезнью. Я этого давно ждала. Возьмем вашего дядю. Абсолютно невменяем.

— А твой что, лучше? — вскричал несчастный Хорес.

— Какие у вас претензии к дяде Фреду?

— Полный псих.

— Ничего подобного.

— Спроси своего брата.

— Он кретин. Мартышка удивился.

— Нельзя ли, — осведомился он, — соблюдать приличия?

— Нельзя, мы не ведем дискуссию. Я пришла сообщить мистеру Давенпорту, что…

— Значит, ты меня бросаешь? — спросил Хорес, со зловещим спокойствием протирая очки.

— Да.

— Будешь каяться.

— Нет, не буду.

— Заметь, я пущусь во все тяжкие.

— Пожалуйста!

— И погибну.

— Прошу, прошу.

— Прежде всего, я пойду с Полли на маскарад.

— Бедная девушка!

— Не понял.

— Купите ей завтра костыли, это ваш долг. Воцарилось молчание, только Хорес дышал, как дышит мужчина, если женщина перегнула палку.

— Когда ты нас оставишь, — холодно сказал он, — я ей позвоню.

Дверь хлопнула. Он пошел к телефону. Мартышка откашлялся, призывая хваленую смелость своего древнего рода.

— Вот что, старик…

— Да?

— Вот что…

— Алло! Полли?

— Вот что, Хорес…

— Минуточку. Кто-то что-то говорит. Да?

— Хорес, старик, я хотел сказать… по всяким обстоятельствам… то есть…

— Не тяни душу. Я занят.

Мартышка решил обойтись без вступления.

— Можешь одолжить двести фунтов?

— Нет.

— Вот как? Ну-ну. Тогда — пока.

И он ушел, и пошел в гараж, где держал свою машину, и сказал владельцу, чтобы тот приготовил ее к завтрашнему утру.

— Далеко едете, сэр?

— В Икенхем, — ответил Мартышка.

Ничего не поделаешь, думал он, придется все открыть дяде Фреду.

Обработав гостиную племянника и покинув его квартиру, герцог Данстаблский приободрился, доехал в кэбе до Паддингтонского вокзала и поездом 2.45 отбыл в Маркет Бландинг, расположенный в графстве Шропшир, ибо сам пригласил себя к Кларенсу, графу Эмсвортскому, и леди Констанс, его сестре, в древнюю обитель покоя, Бландинг-ский замок.

Заблаговременно сообщив об этом открыткой, он особо напомнил, чтобы ему отвели спальню на первом этаже, окнами на юг, и тихий кабинет, где он мог бы работать вместе с секретарем над историей своего рода. Открытку принесли к завтраку и приняли неоднозначно.

Лорд Эмсворт очень удивился и воскликнул: «Нет, что ж это! А? Нет, что же это такое?». Он не любил герцога сорок семь лет, секретаря же его, Руперта Бакстера, надеялся не увидеть ни в этом мире, ни в будущем. Еще недавно тот служил у него и граф относился к нему, как относится чудом исцеленный человек к страшной болезни. Конечно, теперь секретарь терзал другого, но графа это не очень утешало. Ему претила мысль о том, что они с Бакстером будут жить под одной крышей.

Зато леди Констанс была рада. Бакстер ей нравился, а в давние дни, когда мир был молод, они с герцогом позже всех возвращались домой с пикников. Ничего из этого не вышло, он еще не унаследовал титула, и старый герцог, отец, услал его за границу, чтобы Англия немного отдохнула, — но память осталась и жила до сих пор.

— Да он неделю как уехал! — протестовал лорд Эмсворт.

— Семь месяцев назад.

— А ты не можешь сказать, что у нас нет места?

— Конечно, не могу.

— Когда он был тут, — сообщил страдающий граф, — он ткнул Императрицу зонтиком.

— Знаешь что, — отвечала леди Констанс, — я не стану оскорблять старого друга из-за твоей свиньи. Отведем ему комнату окнами в сад, ему нужен первый этаж. Боится пожара.

Так и случилось, что наутро после визита к племяннику герцог проснулся в роскошной спальне, на первом этаже. Сперва он полежал, глядя, как сочится свет сквозь занавеси огромных окон, выходящих прямо на лужайку; потом позвонил и велел лакею принести тостов, джема, китайского чаю, яйцо в мешочек и газету «Тайме». А через двадцать минут дворецкий Бидж передал леди Констанс, что герцог ждет ее у себя.

Она немного всполошилась. Вчера, за вечерним столом, герцог успел рассказать, как он проучил племянника, и рассказ этот произвел на нее большое впечатление. Подходя к его комнате, она боялась разрушений; но все было в порядке, и она посмотрела на гостя, облаченного в розовую пижаму, с той нежностью, с какою смотрит женщина на мужчину, шептавшего ей когда-то слова любви.

— Доброе утро, Аларих, — сказала она.

— Дбррр. Какого черта он свистит?

— Что?

— Свистит. Какой-то тип под окном. «На берегах Лох-Ломонда». [27] На берегах Лох-Ломонда — хотя лорд Икенхем позже скажет, что эту песню сочинил Бернс, он ошибется, песня анонимная, ее приписывают леди Алисии Скотт, которая жила в XVI веке.

— Наверное, садовник. Герцог неопределенно хмыкнул.

Если Мартышка удивился мистеру Плуму, он удивился бы и тому, что прославленный зверствами герцог так приличен с виду. Конечно, нос — но и все. Вполне обычная лысина, водопад седых усов, голубые глаза. Старик как старик.

— Ты для этого меня звал?

— Нет. Скажи шоферу, чтобы отвез меня к поезду.

— Да ты вчера приехал!

— А сегодня прочитал в «Тайме», что мой племянник не женится.

— Что!

— То, что слышишь.

— Почему?

— Откуда мне знать? Для того и еду.

— Это племянница Икенхемов?

— Да.

— Леди Икенхем я знаю, а его не встречала. Говорят, он эксцентричен.

— Душевнобольной. Теперь все такие. Посмотри на Кларенса.

— Правда, он какой-то рассеянный.

— Еще чего! Сумасшедший. И Хорес. И Рикки. Мой тебе совет, не заводи племянников.

Леди Констанс вздохнула.

— У меня их много, Аларих.

— Сумасшедшие?

— Иногда мне кажется, что да. Так странно себя ведут…

— Куда им до моих!

— Роналд женился на хористке.

— Рикки пишет стихи.

— Бошем купил на улице золотой слиток.

— А теперь еще суп.

— Бошем купил суп?

— Какой Бошем! Рикки. Хочет торговать супом.

— Торговать супом?

— Конни, ты не горное эхо. Да, торговать супом. И еще просит, нахал, пятьсот фунтов на обзаведение. Конечно, не дам. Обижается, видите ли! Ничего, Хорес больше обидится, когда я с ним поговорю! Распорядись насчет машины.

— Ты бы послал мистера Бакстера. Он ведь в Лондоне? Вот его и пошли.

— Еще чего! Сумасшедший племянник, а мой. Разве я допущу, чтоб его ругал какой-то выскочка?