Пэлем Вудхауз - Том 8. Дживс и Вустер

— И что же вы думаете, Дживс? Ему пришла в голову, как в тот момент показалось, удачная выдумка. Он ответил, что был бы польщен исполнить песню на деревенском концерте, но, по несчастливой случайности, редактор посылает его написать ряд статей о колледжах Кембриджа и что он просто обязан съездить туда и поездка займет недели три. Пока все ясно?

Дживс кивнул.

— После чего, Дживс, мисс Сипперли написала ответное письмо, сказав, что все прекрасно понимает: сначала работа, а уж потом удовольствие — удовольствием, в ее свободной интерпретации, являлось исполнение песен на концерте в деревне Беркли-он-де-Мур под гогот местных хулиганов; но тогда, раз уж Сиппи едет в Кембридж, он непременно должен остановиться у ее друзей, Принглов, что живут у самой черты города. И она черкнула им пару строк, сказав, чтоб ждали ее племянника двадцать восьмого числа, а они в ответ черкнули, что не против, и вот дело сделано. А сейчас мистер Сипперли сидит за решеткой, и кто знает, чем это все обернется. Дживс, решение этой проблемы стоит усилий вашего недюжинного интеллекта. Полагаюсь на вас.

— Приложу все силы, чтобы оправдать ваше доверие, сэр.

— Тогда за дело. А пока задвиньте шторы, принесите еще пару подушек, да вот этот стульчик придвиньте так, чтобы я мог положить ноги, а потом идите и поразмышляйте надо всем и раньше чем через, скажем, пару, а то и тройку часов не возвращайтесь. Если кто позвонит или спросит меня, скажите, что я умер.

— Умерли, сэр?

— Да, ненамного ошибетесь.

Проснулся я уже под вечер. Шею ломило, но в остальном чувствовался прилив свежести. Я позвонил в колокольчик.

— Я дважды заглядывал, сэр, — пояснил Дживс, — но каждый раз, увидев, что вы спите, не хотел тревожить.

— Так держать, Дживс… Ну что?

— Я тщательно изучил указанную вами проблемку, сэр, и вижу только один выход.

— Хватит и одного. Что вы предлагаете?

— Вы поедете в Кембридж вместо мистера Сипперли, сэр. Я пристально посмотрел на него. Да, это правда, что мне намного лучше, чем несколько часов назад; но не настолько, чтобы выслушивать подобный вздор.

— Дживс, — сурово сказал я, — соберитесь с мыслями. Это же бред сивой кобылы.

— Боюсь, что другого плана выпутать мистера Сипперли из сложившейся ситуации я предложить не могу, сэр.

— Ну вы подумайте! Пораскиньте мозгами! Почему даже я, несмотря на ночные приключения и крайне тяжелое утро, испорченное слугами закона, и то вижу, что это сумасшедший план. Возьмем одно из самых слабых мест: не меня хотят видеть эти люди, а мистера Сипперли. Они меня знать не знают.

— Тем лучше, сэр. Так как я предлагаю вам поехать в Кембридж и выдать себя за мистера Сипперли.

Это уж слишком.

— Дживс, — возмутился я, чуть ли не со слезами на глазах, — вы и сами прекрасно понимаете, что это чушь собачья. На вас не похоже нести околесицу, да еще в присутствии больного человека.

— Полагаю, что предложенный мною план вполне осуществим, сэр. Пока вы спали, мне удалось перекинуться парой слов с мистером Сипперли, он сообщил мне, что профессор и миссис Прингл последний раз видели его десятилетним мальчиком.

— Так и есть. Он говорил. Так-то оно так, но наверняка они будут спрашивать о моей тетке — вернее, о его тетке. И что тогда?

— Мистер Сипперли любезно снабдил меня некоторыми сведениями о мисс Сипперли, сэр, я все записал. Плюс еще мой кузен поведал о привычках пожилой дамы. Поэтому на обычные вопросы вы ответите без труда.

В Дживсе таилось какое-то чертовское коварство. Со времени нашего знакомства он то и дело ошарашивал меня каким-нибудь явно сумасбродным предложением, схемой, ухищрением или планом и за пять минут убеждал меня в том, что мысль эта не только здравая, но и полезная. На то, чтобы убедить меня в здравости именно этой идеи, ушло почти четверть часа, так как на сегодняшний день она была самой из ряда вон выходящей. Но у Дживса получилось. Я довольно стойко оборонялся, когда он вдруг поставил в споре жирную точку.

— Настоятельно советую вам, сэр, — предложил он, — как можно скорее уехать из Лондона и затаиться в каком-нибудь убежище, где вас вряд ли будут искать.

— Да? Зачем это?

— Пока вы спали, миссис Спенсер успела позвонить трижды, сэр, сгорая от нетерпения связаться с вами.

— Тетушка Агата! — побледнел я, несмотря на загар.

— Да, сэр. Как я понял из сделанных замечаний, она прочитала в вечерней газете о суде, состоявшемся над вами сегодня утром.

Я вскочил со стула словно бешеный заяц. Если уж тетушка Агата вышла на тропу войны, мой следующий шаг был однозначно определен.

— Дживс, — призвал я, — пришло время действовать, нельзя терять ни минуты на разговоры. Собирайте вещи, да поскорее.

— Уже собрал, сэр.

— Узнайте, когда отправляется поезд на Кембридж.

— Через сорок минут, сэр.

— Вызывайте такси.

— Такси ждет у входа, сэр.

— Отлично, — обрадовался я. — Тогда помогите мне дойти.

Особняк Принглов находился достаточно далеко от Кембриджа, с милю или две по Трампингтон-роуд. Когда я прибыл, все переодевались к ужину. Облачившись в вечерний туалет, я вышел в гостиную, где и столкнулся со всей шайкой Принглов.

— Здравствуйте-здравствуйте, — поприветствовал я, набирая побольше воздуха и шествуя в комнату.

Я старался говорить ясным и звонким голосом, но вся моя бодрость куда-то подевалась. Застенчивый и скромный парень всегда нервничает при первом посещении странного дома; положение отнюдь не улучшается, когда он к тому же выдает себя за другого. Мною прочно овладело дурное предчувствие, которое ничуть не приуменьшилось при появлении Принглов.

Сиппи назвал их прыщами на теле Англии, и мне показалось, что он попал почти в яблочко. Профессор Прингл был худощавым, лысоватым, по-видимому, страдающим несварением, типом с глазами пикши. У миссис же Прингл был такой вид, будто она получила плохие известия году эдак в 1900-м и никак не может оправиться. Я еще не отошел от вида этих двоих, когда меня представили парочке старух, плотно укутанных в шали.

— Вы, конечно же, помните мою матушку? — траурным голосом спросил профессор Прингл, указывая на Экспонат А.

— Ах да! — произнес я, пытаясь изобразить сияющую улыбку.

— И мою тетушку, — вздохнул профессор, как будто бы дела обстояли все хуже и хуже.

— Да-да-да! — протянул я, выстрелив еще одну сияющую улыбку в сторону Экспоната Б.

— Как раз сегодня утром они вас вспоминали, — простонал профессор, потеряв всяческую надежду.

Наступила пауза. Вся компания пристально разглядывала меня, словно семейка из самого ужасного рассказа Эдгара Аллана По, и я почувствовал, как вкус к жизни погибает во мне на корню.

— Я помню Оливера, — издала тяжелый вздох Экспонат А. — Прелестный был паренек. Какая жалость! Какая жалость!