Пэлем Вудхауз - Том 8. Дживс и Вустер

Мне показалось, что, выдав старину Сиппи, я стряхну с себя страшное обвинение. Все равно песенка Сиппи спета.

— Позвольте объяснить, — вступил я. — Это Сиппи попросил меня приехать.

— О чем вы говорите?

— Сам он приехать не мог, так как сидит в кутузке за избиение полицейского в ночь после соревнований по гребле.

По правде говоря, нелегко было растолковать, в чем дело, но даже после моего объяснения их чувства ко мне теплее не стали. Я бы сказал, сквозило некоторой холодностью, поэтому, когда объявили ужин, я вычеркнул себя из списка приглашенных и незамедлительно отчалил, поднявшись к себе. Мог я, конечно, и перекусить за ужином, да вот что-то обстановка не совсем располагала.

— Дживс, — влетел я в комнату и зазвенел в колокольчик, — наше дело табак.

— Сэр?

— Разверзлись врата ада, игра окончена. Он внимательно слушал.

— Никогда не стоит исключать непредвиденные обстоятельства, сэр. Осталось предпринять очевидный шаг.

— Это еще какой?

— Навестить мисс Сипперли, сэр.

— С какой радости?

— Рассудительней будет представить ей картину случившегося в ваших собственных красках, сэр, нежели позволить узнать обо всем из письма профессора Прингла. Другими словами, если вы все еще желаете приложить все усилия, чтобы помочь мистеру Сипперли…

— Я не могу подвести Сиппи. Если вы считаете, что так лучше…

— Попытка не пытка, сэр. Мне кажется, что мисс Сипперли снисходительно отнесется к проступку мистера Сипперли.

— Почему вы так думаете?

— Просто у меня такое чувство, сэр.

— Что же, если вы думаете, что стоит попробовать… как к ней добраться?

— Миль сто пятьдесят отсюда, сэр. Лучше всего взять машину.

— Действуйте немедленно, — поторопил я.

Одна мысль о том, что я буду за сто пятьдесят миль от Элоизы Прингл, не говоря уже о тетушке Джейн и сэре Родерике Глоссопе, внушала мне такую радость, которой я, наверное, не испытывал за всю свою жизнь.

Особняк «Пэддок» находился в паре миль от деревни, и я отправился туда на следующее утро, душевно позавтракав в деревенской таверне. Страха я почти не испытывал. Да, когда человек проходит через испытания, которым подвергся я за последние две недели, нервная система его закаляется. К тому же я знал, что, какой бы ни была эта тетка Сиппи, ей не сравниться с сэром Родериком Глоссопом, и поначалу чувствовал себя как у Христа за пазухой.

Особняк «Пэддок» был одним из тех среднего размера домов с крохотным и очень опрятным садиком и аккуратнейшим образом раскатанной гравиевой дорожкой, идущей вдоль кустов, которые будто только что прибыли из химчистки, — домов, на которые взглянешь и скажешь себе: «Здесь живет чья-то тетушка». Я отправился вперед по дорожке и, когда завернул за угол дома, увидел невдалеке женщину, колдующую над клумбой с лопатой в руках. Я мог голову дать на отсечение, что это та женщина, которую я ищу. Так что я остановился, прочистил горло и завел разговор:

— Мисс Сипперли?

Она стояла ко мне спиной и при звуке моего голоса проделала эдакий прыжок или скачок, словно босоногий танцор, наступивший на луженый гвоздик. Она спустилась на землю и тупо вытаращилась на меня. Эдакая крупная, дородная особа с красноватым лицом.

— Надеюсь, я вас не напугал? — сказал я.

— Кто вы?

— Моя фамилия Вустер. Я товарищ вашего племянника, Оливера.

Она задышала ровнее.

— Да? — успокоилась она. — Когда я услышала ваш голос, то приняла вас за другого.

— Нет, я — это я. А пришел я к вам по поводу Оливера.

— Что с ним?

Я колебался. Вот мы и подошли к самой сути, к самой что ни на есть развязке, к ситуации, в которой от моей беззаботной уверенности почти не осталось и следа.

— Должен вас предупредить, дело достаточно неприятное.

— Оливер болен? С ним произошел несчастный случай?

В ее голосе звучало волнение, и мне было приятно лицезреть проявление человеческих чувств. Я решил сразу выложить карты на стол.

— Да нет, не болен, — заверил я. — Что же до несчастного случая, то все зависит оттого, что вы называете несчастным случаем. Он в каталажке.

— Где-где?

— В тюрьме.

— Как — в тюрьме?

— Это моя вина. Мы гуляли в ночь после Гребных гонок, и я посоветовал ему стащить с полицейского каску.

— Не понимаю.

— Ну он был подавлен, знаете ли; и прав я был или нет, но мне подумалось, что ему полегчает, если он стянет каску с полицейского. Ему эта мысль тоже понравилась, он взялся за дело, и когда полицейский поднял шум, Оливер ему врезал.

— Врезал?

— Вмазал — долбанул — в живот.

— Мой племянник ударил полицейского в живот?

— В живот прямой наводкой. А на следующее утро судья отправил его в темницу на тридцать дней без права замены штрафом.

Все это время я с беспокойством ждал, как она воспримет новости, и вдруг лицо ее будто напополам раскололось. На мгновение оно превратилось в сплошную улыбку, затем она заковыляла по траве, сотрясая воздух взрывами хохота и бешено размахивая лопаткой.

Ей крупно повезло, что рядом не было сэра Родерика Глоссопа. Он бы тут же насел на нее и потребовал подать смирительную рубашку.

— Вы не сердитесь? — спросил я.

— Сержусь ли я? — давилась она от смеха. — Да я в жизни ничего более забавного не слышала.

У меня гора с плеч свалилась. Я таил надежду, что не слишком огорчу ее новостями, но что она будет хохотать как ненормальная — думать не думал.

— Я горжусь им, — сообщила она.

— Вот и славно.

— Если каждый молодой человек в Англии будет бить полицейских по животам, в стране будет больше порядка.

Я не смог проследить ее логику, но, однако, все сложилось как нельзя лучше; так что, обменявшись с ней еще парой любезностей, я откланялся и был таков.

— Дживс, — сообщил я, вернувшись в таверну, — все в порядке. Но почему — понять не могу, хоть убей.

— А что именно произошло во время встречи с мисс Сипперли, сэр?

— Я рассказал ей, что Сиппи мотает срок за нападение на полицейского. Услышав это, она от души расхохоталась и сказала, что гордится им.

— Думаю, что смогу объяснить столь эксцентричное поведение. Как мне стало известно, за последние две недели мисс Сипперли просто одолел здешний констебль. Это наверняка и настроило ее против всей полиции в целом.

— Да ну! Как же так вышло?

— Дело в том, что констебль слегка переусердствовал в выполнении должностных обязанностей, сэр. За последние десять дней он не менее трех раз вручал ей судебные повестки — за превышение скорости, за появление ее собаки без ошейника в общественном месте и за то, что она не чинит чересчур дымящую трубу. Будучи в деревне натурой, так сказать, деспотичной, мисс Сипперли привыкла к безнаказанности за такие мелочи, и неожиданное рвение констебля в некотором смысле предрасположило ее против полицейских как класса и, следовательно, склонило ее рассматривать подобные совершенному мистером Сипперли проступки с позиций мягких и либеральных. Теперь мне стало понятно.