Пэлем Вудхауз - Том 8. Дживс и Вустер

Этот план, разумеется, произвел на Билла глубокое впечатление.

— Вот это да, Дживс! Потрясающая идея! Думаете, у нас получится?

— Несомненно, милорд. Метод римских гладиаторов, о которых вы, конечно, знаете.

— Это те, что сражались с помощью сети и трезубца?

— Именно, милорд. Так что если вы не против…

— Еще бы я был против!

— Прекрасно, милорд. Тогда я задергиваю портьеры, и мы занимаем позиции по обе стороны от двери.

Билл наблюдал за приготовлениями с чувством глубокого удовлетворения. После сумрачного начала сквозь тучи начало проглядывать солнце.

— Дело в шляпе, Дживс!

— Очень яркий образ, милорд.

— Если он заверещит, мы заткнем ему глотку этим… как называется эта ткань?

— Бархат, милорд.

— Заглушим его вопли бархатом. И пока он будет пресмыкаться на полу, я воспользуюсь случаем и дам ему хорошего пинка в зад.

— Соблазнительная возможность, милорд. На благие дела всегда снисходит благословение свыше, как говорит нам драматург Конгрив.

Билл возбужденно дышал.

— Вы были на Первой Мировой войне, Дживс?

— Принимал в ней некоторое участие, милорд.

— Я на ту войну не успел, я тогда еще не родился. Зато я был в коммандосах в этой. Мы словно ждем условного сигнала.

— Да, ситуация несколько сходная, милорд.

— Он должен уже скоро появиться.

— Да, милорд.

— Приготовились…

— Слушайте, — раздался голос капитана Биггара у них за спиной, — мне надо еще кое о чем переговорить с вами обоими.

Белый Охотник, на путях которого среди дикой природы на каждом шагу таятся опасности, приобретает с годами некое предостерегающее шестое чувство. Там, где обыкновенный человек, набредший в джунглях на западню для тигра, свалится в нее вверх тормашками, Белый Охотник, хранимый шестым чувством, преспокойно обойдет ее кругом.

Капитан Биггар с дьявольским хитроумием, вместо того чтобы возвратиться в гостиную, как ожидалось, Через стеклянную дверь с террасы, обогнул дом и вошел через главный вход.

Хотя на самом деле с момента, когда капитан Биггар вышел в сад, и до его возвращения прошло всего каких-то пять минут, только-только хватило на то, чтобы несколько раз прогуляться взад-вперед по лужайке да еще разок остановиться и в сердцах пнуть встречную лягушку, тем не менее для его целей этого времени оказалось довольно. Если бы при выходе на террасу его спросили: «Есть ли у вас какие-нибудь идеи, капитан?» — он бы вынужден был ответить: «Не больше, чем у кролика». Но вернулся он энергичной походкой, и глаза у него блестели. Капитан Биггар нашел выход из положения.

В минуты бурных душевных переживаний наш мозг работает на повышенной скорости. Безответная страсть стимулирует деятельность серых клеточек. Неприятная сцена на садовой скамейке, когда любовь столкнулась с кодексом чести, по законам которого живут люди на далеких окраинах Империи, привела в движение серые клеточки его мозга, и если бы вы сейчас просветили череп капитана Биггара рентгеновскими лучами, вы бы увидели, что серые клеточки прыгают и пляшут там, как рисовые зернышки на сковородке. Не прошло и тридцати секунд после того, как встречная лягушка, потирая шишку на лбу, удалилась, спеша предупредить подруг, чтобы остерегались атомной бомбы, как он был вознагражден тем, что, бесспорно, можно назвать озарением.

Положение его, если в двух словах, таково. Он любит. Это факт. Можно даже пойти дальше и признать, что он любит безумно. И предмет его обожания, если он мало-мальски правильно истолковал ее слова, и поведение, и блеск ее очей, тоже его любит. В самом деле, не станет ведь женщина заводить разговор о старых добрых временах, когда ты шмякал ее дубиной по макушке и волок в пещеру, если не хочет этим что-то сказать. Правда, через несколько минут она уже, смеясь и закатываясь, болтала с этим проклятым Рочестером, чтоб ему пусто было, но теперь, когда капитан поостыл и поразмыслил, это представлялось ему не более как любезностью гостьи по отношению к хозяину дома. Проклятого Рочестера можно отбросить как не имеющего значения. Капитан Биггар пришел к выводу, что, по-человечески, стоит ему только положить свое сердце к ее ногам, и она его подберет.

Казалось бы, все хорошо. Но дальше начинаются сложности. Она богата, а он беден. В этом закавыка, тут сучок и задоринка. Отсюда — сыплется песок во втулку колеса.

Дополнительной горечи и силы пинку по лягушке придавало сознание, что если бы не возмутительные финансовые махинации злодея-букмекера, этого Честнейшего Кривого Рочестера, все разрешалось бы очень просто. Поставить три тысячи на Баллимора, и даже при сегодняшних ставках из одного к пятидесяти это дало бы сто пятьдесят тысяч — как на дороге подобрать; и уж конечно, даже Толстый Фробишер и Субадар, как ни строги их взгляды в таких делах, не обвинят человека в игре кривой клюшкой за то, что он женился на женщине, пусть сколь угодно богатой, но имея и сам в кармане сто пятьдесят тысяч чистеньких и блестященьких.

Капитан мысленно застонал. Память о счастье — худшая из мук, а он, надрывая себе душу, припомнил, как шелковиста была под пальцами ее шея, когда он застегивал цепочку…

Тут он громко вскрикнул. На суахили, разумеется, слова этого языка всегда первыми срывались с его губ в минуты волнения, но смысл был ясен, как смысл «Эврики» Архимеда.

Подвеска! Ну, конечно! Он четко представил себе, как надо действовать.

Две минуты спустя он был уже у парадного входа. Еще через двадцать пять секунд решительными шагами вошел в гостиную и увидел со спины Честнейшего Рочестера и его секретаря, по каким-то своим дурацким соображениям завернувшихся справа и слева в портьеру, которой они зачем-то задернули дверь на террасу.

— Слушайте! — окликнул он их. — Мне надо еще кое о чем переговорить и с вами, и с вами.

Эти слова произвели на них сильное впечатление. Всегда немного теряешься, когда ждешь человека с северо-востока, а он вдруг окликает вас с юго-запада, особенно если оклик довольно зычный и напоминает лай в собачьем питомнике в час кормежки. Билл снова проделал номер с прыжком и трясучкой, притом очень успешно, сказалась практика. Даже Дживс, хотя черты его лица сохранили обычную бесстрастность, все же встревожился, если судить по тому, что левая бровь у него чуть дернулась, как бы готовясь подняться.

— Что вы мнетесь там, как умирающий лебедь, — сказал капитан Биггар Биллу, который, надо ему отдать должное, очень похоже изображал названную птицу in articulo mortis. [33] В момент смерти (лат.). — Со времени нашего с вами, красавчиками, разговора, — продолжал он, наливая себе виски с содой, — я обдумал положение и нашел выход. Меня вдруг осенило. И я сказал себе: «Подвеска!».