Пэлем Вудхауз - Том 8. Дживс и Вустер

— Добрый день, — сказал он, приветствуя меня ангельской улыбкой.

Этот враг рода человеческого был коренастый, плотный подросток, которому наше слишком терпимое общество вот уже четырнадцать лет позволяло отравлять себе жизнь. Нос у него курносый, глаза зеленые, на вид настоящий сорви-голова. Мне он никогда не нравился, а уж с этой ангельской улыбкой выглядел прямо-таки отталкивающе.

Я перебрал в уме несколько подходящих колкостей.

— А-а, Тос, — сказал я, — привет. Да ты, я смотрю, разжирел, как свинья.

По-моему, для начала неплохо. По опыту я знал, что Тос терпеть не может даже самых безобидных, добродушных шуток насчет его явственно выпирающего брюшка. В последний раз, когда я отпустил замечание по этому поводу, дитятя так меня отбрил, что я был бы горд иметь в своем лексиконе несколько подобных выражений. Но сейчас Тос молча одарил меня еще более ангельской улыбкой, чем прежде, хотя я успел приметить, как в его взгляде мелькнуло тоскливое выражение.

— Да, по-моему, я немного прибавил в весе, — добродушно согласился он. — Придется поделать физические упражнения, пока я живу здесь. Берти, может, ты хочешь сесть, — предложил он, вставая. — Ты ведь, наверное, устал с дороги. Хочешь, я положу тебе на кресло диванную подушку? А сигареты у тебя есть? А спички? Не то я мигом бы все тебе доставил из курительной комнаты. Если хочешь, сбегаю принесу что-нибудь прохладительное.

Сказать, что я был ошеломлен, значит ничего не сказать. Хоть тетя Далия меня предупредила, я в сущности не верил, что этот юный бандюга способен столь разительно изменить свое отношение к ближним. Но сейчас, когда он явился передо мной помесью бойскаута и сервировочного столика на колесах, я почувствовал, что окончательно сбит с толку, однако со свойственной мне бульдожьей хваткой продолжал начатое дело.

— Послушай, Тос, ты все еще прозябаешь в этой своей школе для придурков? — спросил я.

Пусть он устоял, когда я издевался над его пухлостью, но неужели он настолько продажен, чтобы за какие-то пять фунтов стерпеть насмешки над своей родной школой? Невероятно! Однако я ошибся. Видно, страсть к деньгам победила. Он только покачал головой.

— Я оттуда ухожу. Со следующего семестра поступаю в Певенхерст.

— Там носят плоские квадратные шапочки, да?

— Да.

— С розовыми кисточками?

— Да.

— Ну и вид у тебя будет! Осел с кисточкой, — сказал я, правда, без особой надежды, и от души расхохотался.

— Что правда, то правда, — сказал он, хохоча еще искренней, чем я.

— Квадратная шапочка!

— Ха-ха!

— Розовая кисточка!

— Ха-ха! Тут я сдался.

— Ну, ладно, пока, — уныло сказал я и поплелся прочь.

Через два дня мне стало ясно, что вирус стяжательства проник глубже, чем я думал. Этот ребенок был безнадежно одержим жаждой наживы.

Дурные новости сообщил мне старикан Анструтер.

— А-а, мистер Вустер, — сказал он, встретившись со мной на лестнице, когда я спускался в холл, подкрепив себя завтраком. — Вы были столь любезны, что выразили интерес к учрежденному мною состязанию на приз за примерное поведение.

— И что же?

— Я ведь вам объяснил мою систему оценок. Ну так вот, сегодня утром мне пришлось внести в нее некоторые изменения. Как мне представляется, обстоятельства этого требуют. Дело в том, что я случайно встретил племянника нашей милой хозяйки, юного Томаса. Он возвращался домой и, как я заметил, вид у него был утомленный, ботинки в пыли. Естественно, я поинтересовался, что его заставило подняться в столь ранний час, а, надо вам сказать, дело было еще до завтрака. Тогда он мне все объяснил: оказывается, он слышал, как вы вчера посетовали, что, уезжая из Лондона, забыли распорядиться, чтобы вам сюда доставляли «Спортивные новости», и он ходил на железнодорожную станцию, — а это больше трех миль, — чтобы купить вам газету.

Все поплыло у меня перед глазами. Мне явились сразу два мистера Анструтера, оба с размытыми контурами.

— Что?!

— Я могу понять ваши чувства, мистер Вустер. И, поверьте, я их ценю. Поистине, такая самоотверженная доброта в ребенке его возраста — большая редкость. Растроганный до глубины души благородством его поступка, я немного отступил от своей системы и наградил мальчика премией — пятнадцатью баллами.

— Пятнадцатью баллами!

— Действительно, почему пятнадцатью? Пусть будет двадцать. Как вы совершенно справедливо заметили, двадцать — прекрасная круглая цифра, — сказал старикан и заковылял прочь, а я бросился искать тетушку.

— Тетя Далия, — вскричал я, — дело принимает дурной оборот.

— Послушай, да они просто на ходу подметки режут! — с горячностью подхватила тетя Далия. — Знаешь, что сейчас случилось? Этот плут Снеттишэм, которого за такие проделки надо в шею гнать из его клуба, а к скачкам и близко не подпускать, подговаривал Бонзо хлопнуть во время завтрака бумажным пакетом над ухом мистера Анструтера и обещал за это десять шиллингов. Слава Богу, любовь к Лилиан Гиш и на этот раз победила. Мой дорогой Бонзо просто смерил жулика Снеттишэма взглядом и гордо удалился. Теперь ты понимаешь, с чем мы столкнулись?

— Тетя Далия, мы столкнулись с еще более страшным злом, — сказал я и поведал ей о разговоре с мистером Анструтером.

Она была ошеломлена. Можно сказать, сражена ужасом.

— Неужели Томас это сделал?

— Представьте себе.

— Протопал шесть миль, чтобы достать для тебя газету?

— Шесть с лишним.

— Маленький негодяй! Боже милостивый! Берти, представляешь, ведь он может начать творить добрые дела каждый день! Или даже дважды в день! Неужели нет никакого средства его остановить?

— По-моему, нет. Его теперь не остановишь, тетя Далия. Должен признаться, я в полной растерянности. Есть только один выход. Надо послать за Дживсом.

— Давно пора! — отрезала тетушка. — Надо было его вызвать с самого начала. Телеграфируй ему сейчас же.

Все-таки Дживсу нет равных. И сердце у него золотое. Причем из золота высшей пробы. Любой на его месте, вызови я его телеграммой в разгар отпуска, наверняка послал бы меня подальше. Но Дживс не таков. Он примчался на следующий же день, загорелый, в прекрасной форме, и я немедленно изложил ему суть дела.

— Ну вот, Дживс, теперь вы все знаете, — сказал я, пересказав известные вам факты. — Ваша задача — хорошенько пораскинуть умом. Отдохните с дороги, а вечером, перекусив, удалитесь в уединенное место и поломайте голову. Может быть, хотите к ужину какие-нибудь особенные блюда или бодрящие напитки, чтобы подстегнуть мозги? Только скажите.

— Очень вам благодарен, сэр, но у меня уже есть план, который, я думаю, себя оправдает.

Я уставился на него чуть ли не с благоговейным страхом.

— Как?! Уже?