Пэлем Вудхауз - Том 15. Простак и другие

— Будет что-то еще?

— Да уж, не без того!

— Не забудь про священника, — напомнил Джек.

— Ах, да! Входит священник, и они опять разговаривают. Сцена в саду закончена, мы переносимся в нью-йоркское кабаре. Музыка, танцы всякие… Ну, сами понимаете.

— Да-да, — пошел на риск Простак.

— В это кабаре приходят наш герой, дама и ее брат. Герой и дама еще не поженились. Должны пожениться завтра. Уловили?

— Да, — на этот раз вполне уверенно подтвердил Простак.

— Так вот, этот брат вечно буянит, поднимает тарарам. Мимо проходит субъект, которому брат не нравится, и он бросает: «А-а, это ты?» Брат злобно глядит на него и говорит: «Ну, я. И что?» И тот субъект… — ну, в общем, то, се, они заводятся, то один говорит, то другой, слова летают, и тэ дэ, и тэ пэ, а потом брат выхватывает пистолет и — оп! — Леман подчеркнул кульминацию эпизода, щелкнув пальцами.

— Вот это да! — восхитился Простак. — Здорово! Он убивает его, да?

— А то! Субъект мертвее макрели. Холодней поцелуя мачехи. Музыка обрывается. Официанты вопят. Девушки визжат. Женщины падают в обморок. Тут входит полиция. «Что происходит?» — спрашивает она. — Теперь игре Лемана позавидовал бы сам Эдвин Бут. — «Кто это сделал?» — спрашивает полиция. И субъект отвечает: «Я».

— Субъект?

— Да.

— Он же мертвый!

— Это кто?

— Да субъект…

— Нет-нет-нет! — схватился Леман за шляпу. — Не субъект, герой, ну, который влюблен в даму. Он говорит «я», чтобы спасти брата любимой женщины.

Простак слегка озадачился.

— Но ведь там полно народу?

— А то как же?

— Разве они не видели, что субъекта застрелил брат?

— Нет, не видели, — с бесконечным презрением к невежеству новичка в законах сцены проговорил Леман. — Все они смотрели в другую сторону.

— А-а, тогда понятно!

— Итак, героя взяли и посадили на двадцать лет. Зритель не узнает об этом до следующего акта. Копы надевают на него браслеты, он гордо выходит, а дама кричит и хлопается в обморок. Занавес падает. Вот вам Акт первый. Шикарное начало, а?

— Нет слов.

— Пьеса называется «Жертва», — пояснил Джек. — Он жертвует собой ради дамы, понятно?

— «Жертва», — повторил мистер Леман. — Интригующее название, а?

— Простите?

— Хорошо смотрится под светом прожекторов, — добавил Джек.

— О, колоссально! — согласился Простак.

Мистер Леман воспользовался перерывом между актами, чтобы освежиться у бачка с водой. Он промочил горло, готовясь к Акту второму.

— Ну а теперь — Акт второй. Все происходит двадцать лет спустя, когда героя выпускают из тюрьмы. Он решил укрыться на острове в Тихом океане и едет все дальше и дальше. Заехав очень далеко, он нанимается играть на пианино в эдаком местечке, — деликатно выразился Леман.

— В доме с дурной славой, — подсказал Джек.

— Вот именно, — согласился Леман. — Он — конченый человек и играет в таком доме.

— Не забудь про священника, — подсуфлировал Джек.

— А, да…. Священника помните?

— Он еще был в саду.

— Да, тот самый. Теперь он миссионер на этом самом острове. Хочет прикрыть местечко. Ну, приходит, и тут разворачивается грандиозная сцена. Они там все пляшут-скачут, а он им проповедует. И вдруг, бенц! Этот герой встает против него. Тут мы вводим крепкий диалог, переходим все границы. Он кричит, бранится, ругается, слова летают, и тэ дэ, и тэ пэ. Конец первой сцены Акта второго.

— Да, события так и бурлят, — рассудительно заметил Простак.

— А что дальше будет! Следующая сцена — в доме губернатора.

— Какого губернатора?

— Ну, на острове.

— А-а…

— И кто же к нему приходит? Дама, которая хотела выйти замуж за героя, и ее муж. Они, понимаете, совершают кругосветный круиз. А почему муж? Потому что она вышла замуж, пока герой парился в тюряге. Он, то есть герой, видит, как она подъезжает к дому, и тоже туда пробирается. Поговорить с ней хочет, понимаете? На сцене — спальня, и она — неглиже, герой влезает в окно и говорит: «Женевьева!» Она восклицает: «Гарольд!» — и прибавляет: «Это ты?» а он отвечает: «Да, это я». Идет диалог, то он говорит, то она, слова летают, и тэ дэ, и тэ пэ. Тут выясняется, что этот брат умер, а на смертном одре сознался, что убийство совершил он, и дама признается, что по-прежнему любит героя, но должна сохранять верность типу, за которого вышла, потому что у нее благородная душа, ясно? Они прощаются, вдруг входит муж, он думает, что в комнате взломщик, и стреляет в него из пистолета. Герой падает на пол, дама тоже падает и умирает на его теле. Следующий акт — в раю, — продолжил мистер Леман, направляясь к бачку с водой.

— В раю? — удивился Простак.

— Ну да, на небе, — подтвердил мистер Леман, опустошая бумажный стаканчик. — Тут появляются ангелы, спускаются в зал…

— В длинных вуалях, — подсказал Джек.

— Тут и губернатор, только теперь он как будто бы Бог.

— А так можно?

— Это настоящая находка, — сообщил мистер Леман тоном, отметающим всякие сомнения. — Да и вообще, впрямую ведь не сказано, что он Бог.

— Не забудь священника, — подсуфлировал Джек.

— А, да. Приходит и священник, а с ним раввин, ясно? Они беседуют про то, что все люди братья, какой бы религии ни придерживались. Идет диалог, то один говорит, то другой, слова летают, и тэ дэ, и тэ пэ. А потом вдруг — бац! Затемнение, перемена декораций и, когда вспыхивают огни, на сцене снова мы у драматурга. Он заключает свою даму в объятия, и она говорит, что синяя птица счастья поселилась в их доме. Поцелуй, читка заканчивается, все восхищаются, герой с дамой женятся. Постепенно гаснет свет. Занавес. Ну, как?

Простак промокнул лоб.

— Потрясающе. А кто это написал?

— Да тип какой-то, забыл фамилию. Мы выкупили у него пьесу, так что теперь не нужно будет платить проценты с прибыли. С такой пьесой, дорогуша, убытков не потерпишь. А сколько вы намерены вложить? Можете получить долю в 49 процентов за… — Мистер Леман приостановился, прикидывая, на сколько тянет гость, — за тридцать тысяч долларов.

— Эх, черт побери! Тридцать тысяч?

— Разве ты не можешь, Джо, малость скостить для мистера Фиппса? — вмешался МакКлюр, и мистер Леман ответил, что да, пожалуй.

— Я вот что сделаю. Быстренько отвечайте «да», и я соглашусь на двадцать пять.

— Боюсь, все отменяется. — Простак поднялся, но тут же четыре услужливые руки снова усадили его.

— Эти ваши деньжата… — сказал мистер Леман. — Если вы сможете быстро забрать их, мы все-таки сумеем заключить сделку.

— Они в банке, на Пятой авеню.

— Вот как? Что ж, не хотел я уступать так много, — проговорил мистер Леман, — но если вы дадите мне чек на десять тысяч долларов, дорогуша, то двадцать пять процентов прибыли — ваши.

Простак потеребил галстук. Человек, все богатство которого заключается в двадцати двух тысячах долларов и 18 центах, имеет полное право теребить галстук, прежде чем вложить десять тысяч в драму, даже крепко сбитую и очень современную.