Пэлем Вудхауз - Том 16. Фредди Виджен

— Не очень.

— Странно. На ту девицу это подействовало. ««Вы молчите, — вскричал он, прижимая ее к груди, — но ваше молчание лучше многих слов. Вы бледны, но вскоре лилия сменится розой». Он склонился к ее губам, и то ли со вздохом, то ли с рыданием она потянулась к нему». Каково? Дело в шляпе, тут и спорить не о чем. У Перси все в порядке. А у меня?

— У вас — нет.

— Вы не издали то ли рыдания, то ли вздоха?

— Ни в малейшей мере.

— Ясно! У Перси, если верить автору, шелковистая бородка, которую он приобрел — надеюсь, честно, — к двадцати четырем годам. Значит, ждем, пока я ее выращу. С утра и начну.

— Я бы не начинала. Сказать, почему вы меня не тронули?

— Давно пора.

— Ну, что ж… Вам непременно надо сидеть на ручке?

— Нет. Я просто хотел быть поближе на всякий случай. Ну, если что, я успею. Лилия, знаете, сменится розой и тому подобное. Ладно, слушаю.

Терри еще помолчала.

— Слушаю, — подбодрил ее Майк. — Говорите.

— Звучит глупо, но я боюсь.

— Ничего, ничего. Так в чем же дело?

— В том, что вы такой красивый.

— Что-о?!

— Кра-си-вый. Я же вам сказала, что это звучит глупо. Майк был совершенно потрясен.

— Глупо? — повторил он — Да за такие слова сажают в желтый дом! Это я, по-вашему, красивый?

— А какой же? Просто кинозвезда. Разве вы не замечали?

— Вроде бы нет. Лицо как лицо.

— Посмотрите в зеркало.

Майк посмотрел, закрыл один глаз, потом покачал головой.

— Ничего особенного. Ну, приятен на вид. Такая хорошая, надежная внешность.

— Анфас — может быть. Тут главное профиль. Поглядитесь как-нибудь боком.

— Я кто, по-вашему, мужчина-змея? — он отошел от зеркала. — Неужели вы из-за этого не выходите за меня замуж?

— Да, из-за этого.

— Знаете, ждал я какой-нибудь чуши, но все-таки не такой. Видимо, в детстве, глядя из окна, вы упали и обо что-то стукнулись.

— Спасибо, что ищете мне оправданий.

— А что еще делать? Дитя мое, вы слабоумны.

— Нет. Я благоразумна.

— Предположим. Что же плохого в красивых мужчинах?

— Я им не доверяю.

— Даже мне?

— Даже вам.

— Но я — сама добродетель!

— Так вам кажется.

— При чем тут «кажется»? Это — бесспорный факт. Может, одумаетесь?

— Нет.

Майк тяжело запыхтел.

— Насколько я понимаю, невежливо дать даме в глаз.

— Все графство подожмет губы.

— Ох уж, эти условности! Так до какого уродства надо дойти, чтобы получить вашу руку? Если бы я был вроде Стэнвуда…

— Ой!

— Нет, не сумею. Вот что, займусь боксом, я его люблю. Даст Бог, мне порвут ухо или сломают нос. Тогда вы перемените мнение?

— Во всяком случае, подумаю.

— На этом и остановимся. Разумеется, пока что я буду по-прежнему любить вас.

— Спасибо.

— Не за что. Рад служить. Но вообще-то Шорти мог бы выложить три гинеи и показать вас психиатру. А вот и он, то есть Шорти, — заметил Майк, поскольку подкрепившийся граф входил в комнату. — Приятно смотреть на оленя, идущего от потоков вод. [19] …олень… потоков вод — перифраза слов из Пс. 41:2. А знаете ли вы, что сказала мне ваша дочь Тереза? Что я, на ее вкус, слишком красив.

— Быть не может!

— Еще как может. Сказала, и во взоре ее, прибавлю, мелькали искры безумия. Но почему вы один? Что вы сделали с Огастесом?

— Его нигде нет.

— Даже у вас в спальне?

— Он оттуда ушел.

— Может быть, в библиотеку? — предположила Терри. Майк нахмурился.

— Да, наверное. Где дисциплина, хотел бы я знать? Где послушание старшим?

— Виновата, мой генерал!

— Никак с вами не справишься! Что ж, идемте в библиотеку. Терри оказалась права. Огастес ходил по библиотеке, держа бутылку creme de menthe. [20] Мятный ликер (франц.). Когда они вошли, он бесшабашно крикнул: «Хо!»

Да, слово «бесшабашно» точнее всего обрисует его поведение. Именно оно, в своем французском виде, пришло бы на ум такому стилисту, как Флобер, скрупулезно подыскивавшему mot juste. [21] Точное слово (франц.). Лицо разгулявшегося Ворра стало пунцовым, глаза сверкали, уста растянулись в доброжелательной улыбке.

— Пр-ривет, дор-рогуши! — пророкотал он, приветливо помахивая бутылкой. Звук его голоса в ночной тиши напугал бы любого.

— Ш-ш-ш! — сказал Майк.

— Ш-ш-ш! — сказал лорд Шортлендс.

— Ш-ш-ш! — сказала Терри. Пунцовое лицо осветилось удивлением.

— Почему это «шы»? — осведомился он.

— Не так громко, Огастес. Уже ночь.

— Ну и что?

— Людей перебудите.

— Хо! И точно. Вот не подумал, — отозвался Ворр и хлебнул ликера. — Мятой пахнет, — прибавил он, стремясь просветить сообщников — Дэ, мятой, не иначе.

Майк понял, что предусмотрел не все. Он надеялся, что Огастес выпьет столько, сколько нужно, но не подумал, что тот может войти во вкус. Что он во вкус вошел, сомнений не было. В стельку он еще не напился, но был к этому близок. Оставалось пресечь зло, пока не поздно.

— Дайте-ка мне бутылку, — сказал Майк.

— Почемуй-то?

— Мне кажется, с вас хватит.

— С меня? Да я только начал.

— Ну-ну, старый друг. Я жду.

В глазах Огастеса мелькнула угроза.

— Ты только тронь, дорогуша, только, эт-та, тронь, дам по куполу. — Он отхлебнул еще. — Мята. Хорошая травка. И для здоровья полезно. Помню, любил я мятные леденцы. Дядя Фред мне давал, чтобы я не дек-ла-ри-ро-вал. Такой эт-та стих, дорогуша, туман там, обман. — Он с упреком взглянул на Майка. — Обман, дорогуша. Это грех, ложь называется. Возьмем Ананию и Сапфиру… [22] …Ананию и Сапфиру — см. Деян. 5:1—10.

Лорд Шортлендс испуганно тронул локоть Майка.

— Кардинел!..

— А?

— Вы ничего не заметили?

— Э?

— Я думаю, он напился.

— И я так думаю.

— Что же нам делать?

— Прервать операцию. Огастес!

— Чего?

— Ш-ш-ш, — сказал Майк.

— Ш-ш-ш, — сказал граф.

— Ш-ш-ш, — сказала и Терри. Ворр очень обиделся.

— Заладили, «шы» да «шы»! — горестно воскликнул он. — Народ перебужу, да? Ну, что «шы»? Что «шы»?

— Простите, Огастес, — сказал миролюбивый Майк. — Больше не будем. Может, все-таки приступите к делу?

— Какому такому делу?

— К сейфу.

— Какие еще сейфы?

— Который вы собирались открыть.

— А, этот! Что ж, дорогуша, потопали. Эй!

— Что?

— Где инструменты?

— Не у вас?

— Да вроде бы нет…

— Не могли же они пропасть!

— Почему это «не могли»? Могли, как миленькие. У слесаря может пропасть инструмент? Может. А я что, хуже? То-то и оно, дорогуша. Сперва подумайте, а потом уж и, эт-та, говорите.

— Наверное, вы оставили их у папы, — предположила Терри.

— Ну, здрасьте! Теперь вы начали. Какие такие папы?

— Я хочу сказать, Шорти. Огастес повернулся к графу.

— Это вы, что ли?

— Сокращение от «Шортлендс», — пояснил Майк.

— Надо же… — удивился Огастес. — Со-кра-ще-ние… — он хрюкнул, и так громко, что измученный пэр подскочил на шесть дюймов, а спустившись, вцепился в рукав Майка.