Пэлем Вудхауз - Том 17. Джимми Питт и другие

Давным-давно, в незапамятные времена, когда в Швейцарии не было еще гостиниц, еще не снимали англичане Монблан на фото для альбома — показывать после чая, друзьям на зависть, вся страна принадлежала австрийскому императору, и он распоряжался там, как хотел.

Первым делом император отправил своего друга Германа Геслера наместником. Нехороший человек был этот Геслер, и вскоре выяснилось, что швейцарцам он не по нутру. Особенно им не нравились налоги. Швейцарцы, люди простодушные и экономные, хотели вообще без них обойтись. Они говорили: «Нам и так есть куда деньги тратить». Наместник, со своей стороны, хотел все обложить налогом. Если у кого было стадо овец, приходилось платить деньги Геслеру; а продав овец и купив коров, приходилось платить еще больше. Вдобавок, Геслер обложил налогом хлеб, и печенье, и варенье, и булочки, и лимонад, словом, все, что ему в голову пришло. Тут уж население Швейцарии решило жаловаться. Вручить жалобу выбрали Вальтера Фюрста — за свирепый вид и рыжие волосы, Вернера Штауффахера — за седые волосы и задумчивый вид (это он размышлял, как правильно пишется его фамилия), и Арнольда Мельхталя — за русые волосы и знание законов. В один прекрасный апрельский день они явились к наместнику и были приглашены в аудиенц-зал.

— Итак, — спросил Геслер, — чему обязан?

Друзья выпихнули вперед Вальтера Фюрста, надеясь, что его свирепый вид испугает наместника. Вальтер Фюрст кашлянул.

— Так? — подбодрил Геслер.

— Э-э… гм! — сказал Вальтер Фюрст.

— Уже хорошо, — шепнул Вернер, — поддай ему жару!

— Э-э… гм! — снова сказал Вальтер Фюрст. — Дело в том, ваше наместничество…

— Мелочь, конечно, — ввернул Геслер, — но обычно ко мне обращаются «ваше превосходительство». Да?

— Дело в том, ваше превосходительство, что народу Швейцарии…

— …который я представляю, — шепнул Арнольд Мельхталь.

— …который я представляю, кажется, что нужно кое-что изменить.

— Что именно? — осведомился Геслер.

— Налоги, ваше превосходное наместничество.

— Изменить налоги? Что, народу Швейцарии налогов не хватает?

Вмешался Арнольд Мельхталь.

— Народ думает, что и этих много, — сказал он. — На овец налог, на коров налог, на хлеб налог, на чай налог, на…

— Знаю-знаю, — перебил Геслер, — все налоги мне известны. Ближе к делу. Что тут неясного?

— А то, ваше превосходительство, что их слишком много.

— Слишком много!

— Да. И мы не станем с этим мириться! — воскликнул Арнольд Мельхталь.

Геслер подался вперед на троне.

— Повторите, пожалуйста, — сказал он.

— Мы не станем с этим мириться!

Геслер со зловещей улыбкой откинулся назад.

— А-а, — сказал он, — вон оно что! Не станете, вот как! Попросите пожаловать сюда господина верховного палача, — бросил он стоящему рядом стражнику.

Господин верховный палач вошел в приемную — любезный седовласый старичок в корректном черном балахоне, ненавязчиво вышитом черепами.

— Вызывали, ваше превосходительство?

— Всенепременно, — отозвался Геслер. — Наш гость… — (он указал на Мельхталя) — говорит, налоги ему не нравятся. Он не станет с ними мириться.

Палач укоризненно прищелкнул языком.

— Определитесь, что можно для него сделать.

— Само собой, ваше превосходительство. Роберт, — позвал он, — масло кипит?

— Сию минуту вскипело, — раздался голос из-за двери.

— Так неси, да смотри, не пролей.

(Те же и Роберт, в доспехах и черной маске, с большим котлом, из которого поднимаются клубы пара.)

— С вашего позволения, сударь, — вежливо обратился палач к Арнольду Мельхталю.

Арнольд посмотрел на котел.

— Да он горячий!

— Разогретый, — признал палач.

— Варить в кипящем масле незаконно.

— Можете подать на меня в суд, — сказал палач. — Прошу вас, сударь. Мы теряем время. Позвольте указательный палец на левой руке. Благодарю. Весьма обязан.

Он ухватил Арнольда за левую руку и окунул кончик пальца в масло.

— Ой! — подпрыгнул и воскликнул Арнольд.

— Не показывай ему, что тебе больно, — прошептал Вернер Штауффахер. — Притворись, будто не замечаешь.

Геслер снова подался вперед.

— Не желаете пересмотреть свой взгляд на налоги? — спросил он. — Вам теперь ясна моя позиция?

Арнольд признал, что, если на то пошло, какие-то убедительные моменты в ней есть.

— Вот и славно, — сказал наместник. — А как насчет налога на овец? Не станете возражать?

— Нет.

— А налог на коров?

— Самое то.

— На хлеб, на булочки, на лимонад?

— Лучше не придумаешь.

— Великолепно. Выходит, вы всем довольны?

— Еще бы!

— А остальной народ, как вам кажется?

— Тоже!

— И вы согласны? — спросил он Вальтера и Вернера.

— Да-да, ваше превосходительство! — вскричали те.

— Значит, все в порядке, — сказал Геслер. — Так я и думал: здравого смысла вам не занимать. Внесите небольшую сумму — шляпу вам протянет служащий слева от меня — за потраченное на вас время, а вы — (Арнольду Мельхталю) — добавьте скромную компенсацию за имперское масло, и мы останемся довольны друг другом. Уже? Вот и славно. До свидания, не споткнитесь на пороге.

Когда он закончил речь, троих представителей народа Швейцарии вывели из аудиенц-зала.

Их встретила на улице толпа сограждан, которые по очереди подслушивали у замочной скважины парадного входа. Поскольку аудиенц-зал был с другой стороны дворца, через две двери, лестничный пролет и длинный коридор слышно было не очень хорошо, так что сограждане окружили вышедшую троицу и забросали вопросами.

— Он отменил налог на варенье? — спросил Ульрих, кузнец.

— Что с налогом на печенье? — воскликнул Клаус Флюе, городской трубочист, большой любитель печенья-ассорти.

— Да ну их, чай и печенье! — вскричал его сосед, Майер Сарнен. — Я желаю знать, будем ли мы платить за овечьи стада.

— Что вообще сказал наместник? — спросил Иост Вайлер, человек практичный и прямолинейный.

Трое представителей нерешительно переглянулись.

— Н-ну, — решился наконец Вернер Штауффахер, — коли на то пошло, говорить он почти не говорил. Больше дела, меньше слов, сами понимаете.

— Я бы характеризовал его превосходительство наместника, — объяснил Вальтер Фюрст, — как трудного оппонента. Ему пальца в рот не клади.

Услышав про пальцы, Арнольд Мельхталь испустил стон.

— Короче, — продолжал Вальтер, — в ходе нашей краткой но интересной беседы он нас убедил. Ничего не выйдет, придется платить налоги, как раньше.

Воцарилась мертвая тишина. Несколько минут все обменивались разочарованными взглядами.

Молчание нарушил Арнольд Сева. Его не выбрали представителем, поэтому он затаил обиду и воображал, что все обошлось бы, будь он на их месте.