Фаддей Булгарин - Иван Иванович Выжигин

- Вот тебе постой, Сидор Ермолаевич. Его высокоблагородие приехал из Петербурга по казенной надобности, и ты так счастлив, что ему понравился с виду твой дом.

- Помилуйте, у меня уже квартируют шесть человек служивых, - возразил хозяин, - да сверх того, капитан-исправник велел мне принять в дом вот этих двух господ.

- Молчи, борода! - сказал чиновник, посмотрев грозно на почтенного старца. - Я знать не хочу твоего капитан-исправника и тебя и останусь здесь потому, что мне так угодно.

Хозяин обратился к полицейскому служителю и сказал:

- Но соседние домы не имеют постоя…

- Как тебе равняться с соседями, Сидор Ермолаевич? - возразил полицейский служитель.

- Эти господа чиновные, знатные дворяне; ты знаешь, что у них останавливается губернатор, прокурор… да полно, полно, Сидор Ермолаевич; ведь если не купцам отвечать за всех, так и порядку не будет. Ведь сильному-то и мешок на плечи, а вы богаче всех.

Полицейский служитель вышел, а чиновник сказал:

- Шевелись, старина! Видно, вашу братью здесь балуют крепко, что вы еще смеете спорить!

- Я не спорю, сударь, - отвечал купец, - но у меня с семейством остались только три небольшие комнаты, и я не знаю, где поместить вас.

- Я займу две, а ты помещайся в третьей, - сказал чиновник, - а если тебе тесно, так ступай в чулан. Смотри, пожалуйста, как этот мужик чванится!

- Я не мужик, сударь, а купец.

- А разве это не все равно? - возразил чиновник с насмешкою. - Не дворянин - так тот же мужик!

Мы вышли из комнаты, и хозяин последовал за нами.

- Господа! - сказал он. - Мы исчисляли причины, почему купцы не любят оставаться в своем звании. Вот вам малый образчик того уважения, которое имеют к нам другие сословия. Но вы еще не видели и тысячной доли, а когда увидите, вспомните добром - и не пеняйте на нас!

Священник пожал плечами и, не сказав ни слова, пошел к себе домой; хозяин должен был остаться у себя, чтоб поместить нового жильца; а мы с Петром Петровичем пошли прогуляться за город.

- У нас так, как и везде, до тех пор все будет идти не своей колеей, - сказал Петр Петрович, - пока просвещение не разольется на все сословия. Только просвещенный, образованный человек может в полной мере чувствовать свои обязанности в отношении к другим и уважать все сословия. Просвещенный человек знает, что в благоустроенном государстве каждое звание почтенно и столь же нужно, как все струны в инструменте, для общего согласия. Невежество полагает преграду к сближению, и точно так же, как турок почитает христианского подданного Порты нечеловеком, так наши гордые невежды пренебрегают всеми, кто им не родня и кто не может давать им чинов и орденов. Например, ваш хозяин, не почтенный ли человек во всех отношениях? От чего же это? От того, что он умен и образован. Жаль, что он не получил систематического образования в юности; тогда бы он был отечеству полезнее во сто раз. Сидор Ермолаевич происходит из экономических черносошных крестьян. Он остался сиротою после родителей, пошел в приказчики к дальнему своему родственнику, купцу, и трудами, прилежанием и хорошим поведеним составил себе порядочное состояние, образовав себя чтением, обхождением с умными людьми, размышлением и опытностью. Сыновей своих он воспитывает в университете, убедившись, что первое благо на земле, первая потребность души бессмертной - просвещение. Вы видели почтенного священника, отца Евгения. Он также может служить примером, что просвещение не препятствует исполнению священных обязанностей его звания: напротив того, возвышая духовную особу в глазах народа, утверждает его более в вере и нравственности, красноречиво объясняемых пастырями церкви и подкрепляемых примером беспорочной их жизни.

Разговаривая о различных предметах, мы дошли по порядку до обстоятельств жизни самого Петра Петровича Виртутина. Мы крайне удивились, когда он сказал нам, что он не здешний уроженец, но живет здесь противу своей воли. Мы просили его объяснить нам причину сей странности, и Петр Петрович рассказал нам следующее:

- Отец мой был бедный дворянин и не имел к пропитанию никакого средства, кроме небольшого своего жалованья. Он женился на дочери достаточного купца и получил в приданое около пятидесяти тысяч рублей. Мать моя скончалась, родив меня на свет; отец мой оставил службу и занялся моим воспитанием. Для преподавания наук имел я учителей, но отец мой сам был наставником моим в отношении к нравственности. Он вперил в меня беспредельную преданность к престолу, с убеждением, что пространная Россия, составленная из разнородных племен, не может быть ни счастливою, ни сильною иначе, как под властию монархическою, единодержавною. С юных лет отец мой внушил мне, что в мире нет возвышеннее нравственности - как евангельское учение. Он позволял мне читать все философические сочинения, но повторял часто:

- Сын мой! Апостол Павел говорит в Послании к фессалоникийцам: "Все испытывайте; хорошего держитесь". В творениях мудрецов ты найдешь много ума, еще более остроумия, но нигде не найдешь таких правил для жизни, как в Евангелии. В творениях мудрецов ты найдешь также советы добродетели, но нигде не найдешь такой возвышенной нравственности, столько удивительных истин, как в учении Апостольском. Вся нравственность, разлитая мудрецами в тысячах книг, заключена Апостолами в немногих словах: "И как хотите, чтобы поступали с вами другие, так и вы поступайте с ними". (Еванг. от Луки. Гл. VI.) "Но говорю вам, слушающим: любите врагов ваших, творите добро ненавидящим вас". (Там же.) Любезный сын! исполняя сии два правила, ты исполнишь все свои обязанности. Отец мой был не святошею, не ханжою, но истинным христианином и примером собственной жизни укреплял меня в преподаваемых им правилах.

Кончив мое воспитание, я вступил в военную службу. При отправлении в полк отец благословил меня образом Спасителя, с надписью из Апостола: "Посему отвергнув ложь, все говорите истину пред ближним своим". (Посл. Ал. Павла к Ефес. Гл. IV.)

С летами, я более утверждался в правилах, посвященных в сердце моем достойным моим родителем, и более убеждался в истине, что человек для того только создан на свет, чтоб помогать своим ближним всеми зависящими от него средствами. Каждая несправедливость, оказанная кому бы то ни было и кем бы то ни было, производила во мне сильное впечатление: по несчастию, я не мог воздержать языка своего и вопиял громко противу всяких злоупотреблений. Мы стояли в плодоносной Украине, и богатые поселяне делились своею пищею с нашими добрыми солдатами, которые в свободное от службы время помогали им в полевых работах. Поселяне не хотели получать казенного провианта, и я настаивал, чтоб он всегда был продаваем в пользу солдат. При расчете амуничных и артельных денег, при уплате жалованья я, как говорится, резался за солдатскую копейку. Правду мудрено всегда облекать в нежные, мягкие формы, и я часто принужден был говорить горькие истины, спорить и жаловаться, когда меня не слушали. Я прослыл беспокойным человеком и принужден был выйти в отставку.