Альберто Моравиа - Равнодушные

— Я хочу тебе добра, — прерывающимся голосом сказала она, — что с тобой, Микеле? Что с тобой творится?!

— Со мной ничего.

Его раздражение усилилось. «Она должна была бы знать, что со мной», — подумал он с отчаянием и невольной нежностью. Плачущий голос матери заставил его вздрогнуть. «Если она будет продолжать в том же тоне, это станет зрелищем трогательным, но нелепым, нелепым и трогательным… — думал он. — Нужно любой ценой прекратить ее романтические излияния… Не хочу видеть, как она кричит или умоляет… прекратить любой ценой!»

— Микеле, — продолжала она. — Сделай матери одолжение…

— Хоть тысячу, — прервал ее Микеле, изобразив на лице ласковую улыбку.

— Тогда дай мне доказательства своей любви… — сказала она, немного успокоенная, не уловив иронии в его мягком ответе. — Выкажи хоть немного дружеских чувств к Лео, ну хотя бы притворись, что испытываешь их… поверь, я удовлетворюсь и этим.

Они посмотрели друг на друга.

— А он, — внезапно спросил Микеле, сразу посуровев, — он испытывает ко мне дружеские чувства?

— Он? — повторила Мариаграция и молодо улыбнулась. Наивная улыбка женщины, многократно обманутой, но так ничему и не научившейся! — Он любит тебя, как родной отец.

— Ах, вот как! — удивленно воскликнул Микеле. Такое простодушие и такая доверчивость обескуражили его. «Ничего не поделаешь, — думал он, — пока положение не изменится, жизнь будет принадлежать матери, а не мне». Матери принадлежал и этот мир, карикатурный и омерзительно лживый. А для него, Микеле, для его надежд и прозрений в этом мире нет места.

— Он, — продолжала Мариаграция с торжествующей, ясной улыбкой, — самый добрый человек на свете.

«Отлично, превосходно. Ничего не скажешь!» Казалось, сама поруганная земля вдруг перестала вращаться. Микеле подавленно молчал.

— Он часто говорит о тебе, — продолжала Мариаграция. — Его волнует твое будущее, он надеется, что…

— Весьма ему благодарен, — прервал ее Микеле.

— Не веришь?! — воскликнула Мариаграция. — Так знай же… всего лишь позавчера он делился со мной своими планами насчет тебя и Карлы… Если бы ты слышал наш разговор, то сам убедился бы, как велика доброта этого человека. И вот что он сказал. Слушай же! — Тут лицо Мариаграции стало печальным, точно она читала молитву. — Я хорошо знаю, что Микеле не слишком меня любит. Но это не имеет значения… Я все равно желаю ему добра. Когда Карла выйдет замуж, ему надо будет подыскать работу. И тогда, поверь, я не откажу ему ни в помощи, ни в советах, ни в протекции.

— Он так и сказал? — с живейшим интересом спросил Микеле. Его недоверие уступило место соблазнительным надеждам так же быстро, как женщина легкого поведения, едва ее ущипнут за грудь, уступает, довольно улыбаясь. «А вдруг это правда, — подумал Микеле. — Вдруг Лео в самом деле готов помочь мне сделать карьеру, стать… богатым?» Вспыхнувшая надежда подстегнула его воображение, пробудила завистливое желание: обладать роскошными женщинами с ослепительной улыбкой, путешествовать, останавливаясь в первоклассных гостиницах, делить свое время между делами и бурными развлечениями. Нечто подобное случается в кино, когда под ликующую, душещипательную музыку оркестра изумленным взорам многочисленных зрителей с экрана предстают далекие города с их несметными богатствами, экзотические пейзажи, невероятные приключения, самые красивые женщины и самые удачливые мужчины. Жаждавшее иллюзии сердце Микеле забилось учащенно, и на экране его честолюбивых фантазий кадры замелькали все быстрее, преследуя, настигая друг друга и сливаясь в одно целое. От этого стремительного бега надежды захватывало дыхание, душа взволнованно вздрагивала и замирала от сладких предчувствий. Но вот видения исчезли, и осталась неприглядная действительность. Точно так же, как в кино, когда зажигается свет и Зрители разочарованно, с горечью, смотрят на своих соседей. «Если б это было правдой, — повторил он. — Если б было правдой!»

— Он сказал это и еще многое другое, — продолжала свой рассказ Мариаграция. Она на миг умолкла. — Он добрый, — добавила Мариаграция и посмотрела так, точно увидела посреди комнаты Лео и рядом с ним его доброту. — По-настоящему добрый… Конечно, и у него есть недостатки, но пусть первым бросит в него камень тот, у кого их нет… Нельзя судить по внешним признакам. Обычно он немногословен, резок, не говорит всего того, что думает, умеет скрывать свои чувства. Но надо знать его и видеть в интимной обстановке…

«Да, уж ты его знаешь интимно», — подумал Микеле; все это и злило и забавляло его.

— Лишь тогда можно понять, какой он бывает порой экспансивный, веселый, ласковый… Помню, — с нежной улыбкой добавила Мариаграция, — как он сажал на колени тебя и Карлу. Вы были еще совсем маленькими, и он угощал вас шоколадками, совал их вам в обе руки… Часто я заставала его, Микеле, когда он, словно ребенок, играл с вами.

Микеле невольно усмехнулся.

— Скажи, — спросил он, чтобы избежать новой волны сентиментальных воспоминаний, — он в самом деле обещал мне помочь?

— Разумеется, — не совсем уверенно ответила Мариаграция. — Он наверняка вам поможет, тебе и Карле, как только ты закончишь институт… В высших кругах у него такие связи!

Мариаграция подняла руку, точно желая показать, на каких местах там, наверху, спесивые и гордые, восседают друзья ее бывшего любовника… — Разумеется, он тебе поможет.

— Значит, он мне поможет?

На губах Микеле невольно промелькнула радостная улыбка. Этот превосходный, блистательный Лео! Мать права — человек он, конечно, практичный, грубоватый, но сердце у него золотое. В один прекрасный день он придет к нему и скажет: «Послушай, Лео… напиши такому-то письмо. Порекомендуй меня этому всемогущему человеку». Либо: «Извини, Лео, ты не сможешь одолжить мне сто тысяч лир?» И Лео в ответ: «Сейчас, Микеле… Садись, садись… вот тебе письмо… А вот и деньги… Предпочитаешь чек или наличными?» И добавит со всей сердечностью, провожая его до дверей и ласково хлопая по плечу: «Если надо будет, приходи снова, Микеле… Ведь я обещал твоей матери помочь тебе утвердиться в жизни… Поддерживать тебя всегда и всюду». Ах, Лео, Лео — крепкий, надежный, добрый! Сердце Микеле переполняла нежность к нему. Всплывали в памяти случаи, когда Лео выглядел благородным другом, скромным, деловым, твердым и щедро наделенным благоразумием и добротой. Порою веселый, порой серьезный, ворчливый, честный добряк, который, однако, никогда не выглядел смешным.

— Да, — продолжала Мариаграция, постепенно преодолевая недоверие сына. — Да, он тебе поможет. Но при условии, что ты будешь с ним помягче… Иначе он в конце концов рассердится. Возьми, к примеру, Карлу… Ни одного лишнего слова, ни одного необдуманного поступка с ее стороны… И вот Лео… привязался к ней всей душой.