Льюис Уоллес - Бен-Гур

Когда он кончил говорить, судно сделало поворот и медленно подошло к пристани. Наконец сложены весла: плавание окончено. Тогда Бен-Гур отыскал почтенного человека.

– Позволь, прежде чем попрощаться, на минуту побеспокоить тебя.

Мужчина в знак согласия наклонил голову.

– Твой рассказ о купце возбудил во мне желание повидать его. Ты называл его Симонидом? Где я могу найти его?

Прежде чем ответить, новый знакомый проницательно взглянул на молодого человека.

– Я могу избавить тебя от неприятности получить отказ: он не ростовщик.

– Да и я не из тех, что берут взаймы, – с улыбкой сказал Бен-Гур.

Тогда мужчина поднял голову, немного подумал и сказал:

– Можно предположить, что у богатейшего в Антиохии купца и дом соответствует его богатству, однако это не так: он живет в строении, более похожем на стенную подпорку, нежели на жилище человека. Ты его разыщешь, если пойдешь по реке до того моста, где находится его пристань: она у самых дверей его жилища. Пристань эта постоянно загромождена сгруженной или готовой к погрузке кладью. Флот, стоящий там на якорях, принадлежит тому же купцу. Словом, ты без труда разыщешь его.

– Благодарю тебя.

– Мир наших отцов да будет с тобой.

– И с тобой также.

С этими словами они расстались.

На пристани два уличных носильщика, взявшие багаж Бен-Гура, получили от него указание куда идти. По выбранному им направлению можно было заключить, что в город его привели военные цели.

Две большие улицы, пересекаясь, делили город на кварталы. В конце одной из них, тянувшейся с севера на юг, возвышалась обращавшая на себя внимание огромная постройка, называвшаяся Нимфеумом. Иуда, несмотря на то что прибыл прямо из Рима, был поражен великолепием представившейся перспективы. Направо и налево высились дворцы, а между ними тянулись в два ряда бесконечные мраморные колоннады, отделявшие пешеходную дорогу от дороги, по которой ехали колесницы и шли животные. Воздух здесь освежался непрестанно бьющими фонтанами.

Но Бен-Гур не был расположен долго наслаждаться зрелищем. История Симонида не выходила у него из головы. Достигнув Омфалуса, монумента с четырьмя сводами, просторными, как улицы, с превосходными украшениями, который воздвиг себе Епифан, восьмой из династии Селевкидов, он внезапно изменил намерение.

– Я сегодня не пойду в цитадель, – сказал он носильщикам. – Проведите меня в гостиницу, ближайшую к мосту на Селевкийской дороге.

Носильщики вернулись и скоро привели его в гостиницу, хотя и невзрачную на вид, но вместительную, лежавшую на расстоянии полета камня от моста, у которого жил старый Симонид.

Всю ночь Иуда, лежа на крыше, не смыкал глаз. В голове его была одна неотвязная мысль: "Наконец-то я услышу о моей матушке и дорогой маленькой Тирсе, и если они живы, то разыщу их".

Ранним утром на другой день Бен-Гур, не обращая внимания на город, отправился искать дом Симонида. Войдя через зубчатые ворота, он очутился перед целым рядом пристаней: идя отсюда вверх по реке, посреди толкущегося делового люда, он дошел до Селевкийского моста. Здесь он остановился и осмотрелся.

Дом купца был прямо напротив моста. Эта громада из серого нетесаного камня походила, как верно заметил попутчик Иуды, на подпорку для стены, к которой она была прислонена. Две огромные двери вели на набережную. Несколько отверстий почти под самой крышей, с крепкими решетками, служили окнами. Из трещин росла трава, и черный мох местами покрывал когда-то совсем голые камни.

Двери были раскрыты настежь: в одни принимали товар, в другие выдавали, и около них давка была сильнее. На набережной возвышались груды всякого товара, около которого суетились толпы полуобнаженных рабов. Ниже моста стоял флот из нагруженных и пустых галер. Над каждой мачтой развевался желтый флаг. От флота к пристани, от пристани к флоту и от судна к судну с криками и шумом двигались рабы купца.

Выше моста, через реку, от самой воды поднималась стена, из-за которой высились причудливые карнизы и башенки императорского дворца, занимавшего весь остров, – того дворца, о котором говорил почтенный господин. Несмотря на то что дворец невольно приковывал к себе внимание, Бен-Гур едва заметил его. Наконец настало время, когда он мог надеяться услышать о своих родных, разумеется, если Симонид действительно бывший раб его отца. Но пожелает ли он сознаться в этом? Ведь это было бы равносильно отказу от своего богатства и от первенства в торговле. Сознаться для него означало бы и отказ от будущего в самый разгар захватывающего дух успеха, добровольное повторное рабство. Даже думать о том, чтобы просить у него подобного признания, казалось чудовищной дерзостью. Это значило просто сказать Симониду: "Ты мой раб: отдай мне все, что у тебя есть, отдай и самого себя".

Но Бен-Гур черпал силу для свидания в вере в свое право знать судьбу родных и в не покидавшей его надежде. Если то, что он слышал, справедливо, то Симонид принадлежал ему со всей своей собственностью, но богатство, в сущности, не интересовало его. Когда он остановился у входной двери в дом Симонида, он сказал себе: "Пусть он расскажет мне все, что знает о моей матушке и Тирсе, и я дам ему свободу без всяких ограничений".

Изнутри дом представлял собой огромный склад, где всякого рода товар был заботливо сложен рядами. Несмотря на темноту и удушливый воздух, здесь происходило большое движение. Кое-где Иуда различал рабочих с пилами и молотами, запаковывающих товар. Он медленно пробирался по проходу, удивляясь, что человек, гениальность которого была видна повсюду, когда-то мог быть рабом его отца. Если это так, то к какому разряду рабов он принадлежал? Был ли он сыном слуги? Попал ли в рабство за долги или был сыном должника? Был приговоренным или проданным за воровство? Мысли эти, постепенно возникая в мозгу Иуды, нисколько не колебали того уважения к купцу, которое росло в нем. Особенность нашего удивления состоит в том, что оно всегда подыскивает оправдывающие себя обстоятельства.

Наконец Иуда обратил на себя внимание, и к нему подошел человек.

– Что тебе нужно? – спросил он.

– Мне нужно видеть купца Симонида.

– Не угодно ли тебе пожаловать сюда?

Многочисленными проходами, извивавшимися между кладью, они подошли к лестнице. Взойдя на нее, они очутились на крыше склада. Перед ним была постройка, которую лучше всего можно описать, сказав, что это был второй дом, по размерам меньше первого, на крыше которого он стоял. С нижней площадки его нельзя было видеть: он находился на западе от моста, и сверху над ним красовалось открытое небо. Кровля, обнесенная низкой стеной, походила на террасу, к изумлению, украшенную цветами. Среди богатой растительности стоял четырехугольный дом, лишенный всяких украшений, с одной только дверью снаружи. К ней вела чисто выметенная тропинка, пролегая через цветущие кусты персидских роз. Вдыхая их чудесный аромат, Иуда следовал за провожатым.