Антон Таммсааре - Новый Нечистый из Самого Пекла

Юрка слушал так внимательно, что пот ручьями стекал по его лицу, но ровно ничего не понял. «О чем они говорят так длинно и так красиво?» – думал он про себя. Все это никак не может относиться к его делу. Ну что еще говорить о его деле? Он дал деньги, Антс выстроил дом – вот и все. Почему выстроил. Потому что он его друг. Кто этому не верит, тот все равно ничего не поймет.

Снова вошел судья. Всем приказали встать. Встал и Юрка, который не хотел противиться приказам, хотя частенько не мог взять в толк, к чему эти приказы. Судья что-то быстро прочитал. До Юркиного слуха донеслись только самые последние слова, произнесенные громче, медленнее и яснее других:

– «… условно к двум дням ареста с годичным испытательным сроком».

– Кто? Чего? – промолвил Юрка в недоумении, но не успел опомниться, как откуда-то появился Антс вместе со своим доверенным, и оба, улыбаясь, стали его поздравлять.

– Мне удалось тебя спасти, – сказал Антс. – Сегодня ты правильно сделал, что назвался Нечистым, судья по-иному взглянул на дело.

Юрка все еще не мог ничего сообразить. Но когда Антс взял его под руку, повел к своей бричке на рессорах и велел лезть в нее, чтобы вместе отправиться домой, он понял, что все сошло хорошо. А коли и вправду хорошо, то не все ли равно, как и что. Они уже выехали в поле, когда Юрка сказал:

– Добрый человек этот господин судья, хорошо так спрашивал и…

– Судья добр, да закон крут, он шуток не понимает. Еще чуточку – и ты бы влип.

– Как так влип? – удивился Юрка.

– Ну, если бы выяснилось, что ты на ссуду дом выстроил.

– Так ведь оно и выяснилось, я сказал об этом господину судье.

– Он тебе не поверил.

– Чудно! Сам спрашивает, а скажешь – не верит. Чего же он спрашивает?

– Закон требует. Судья должен действовать по закону.

– Вот оно что. Значит, закон требует, чтобы судья не верил?

– Да, закон требует.

– Кто же придумал такой закон?

– Сами люди. Если ты что-нибудь говоришь, так закон требует, чтобы всегда был свидетель.

– Почему же они у тебя не спросили?

– А ты думаешь, я бы им сказал? Думаешь, я стал бы свидетельствовать против тебя, подтвердил бы, что ты вложил в дом мелиоративную ссуду, сделал бы тебя, так сказать, вором казенных денег? Нет, дружище, ты видно, еще меня не знаешь, если думаешь так. Запомни, что я тебе скажу: такая мелюзга, как мы с тобой, не смеет запускать руки в казенную мошну. Запускают лишь те, на чьей стороне сила и власть. С нас довольно, что мы объегориваем друг друга, ежели посчастливится одурачить иного простофилю. Поэтому мне хоть голову руби, но я не скажу, что ты прикарманил земельную ссуду и выстроил на нее дом.

– Как так прикарманил?

– Конечно, прикарманил, раз дали на землю, а ты построил дом. По закону – это преступление и влечет за собой наказание.

– Ан не повлекло.

– Не повлекло, потому что я не показал против тебя. А от показания избавился только тем, что заявил, якобы ты на меня клевещешь.

– Но я же не клеветал.

– Конечно, не клеветал. Зачем же друг будет клеветать на своего друга. Но я должен был сказать, будто ты клевещешь, иначе бы мне не убедить судью в том, что ты не прикарманивал денег.

– Значит, ты наврал?

– Что ж делать, раз иначе нам не верят. Таков уж человек: наври ему хоть с три короба, сразу поверит, а попробуй сказать правду – засомневается, начнет выспрашивать, дознаваться, требовать свидетелей. На этот раз, слава богу, с тебя подозрения сняты и отделался ты довольно легко: на два дня за решетку, да и то условно.

– Ей-богу, никак не пойму, что это значит, – сказал Юрка, тряся головой.

– Все очень просто. Слушай внимательно: я сказал господину судье, что ты меня оклеветал, а так как это была ложь и у судьи нашлись свидетели, то он поверил. Клеветать нельзя, за это наказывают. Но ты оклеветал в первый раз, поэтому господин судья дал тебе легкое наказание – два дня ареста. Учитывая, что мы с тобой друзья, судья назначил наказание условно, иными словами, тебя посадят только в том случае, если в течение года ты оклевещешь меня еще раз. Просто, не правда ли?

– Да ведь я же на тебя не клеветал.

– Конечно, не клеветал, поэтому и сидеть не будешь. В общем, все в порядке, можно со спокойным сердцем ехать домой.

– Зачем же мы в суд ходили?

– Доказать, что ты не крал ссуды.

– А теперь господин судья верит?

– Теперь верит.

– Ну, раз верит, стало быть и понимает.

Хотя судебный процесс и закончился для Юрки благополучно, его жизнь день ото дня ухудшалась. Надсаживался он в работе вовсю, а долга выплатить не мог. Рассказал об этом Антсу, спросил совета – что делать? Куда деться с женой и детьми, если он лишится усадьбы? Вот где горе! Антс послушал, послушал и, наконец, сказал:

– Ты работяга хоть куда. Я не дам тебя загубить, как-нибудь выкрутимся.

Юрка продолжал бедовать. Наконец, не осталось никакой надежды, что он сможет возвратить ссуду. Самое Пекло, как и многие другие усадьбы, пошло с молотка, а так как покупателей оказалось мало, то Антс приобрел хутор за ломаный грош, как он сам бахвалился.

– Видишь, Юрка, – сказал он, – говорил я, что помогу тебе выкрутиться, вот и помог. Можешь теперь житгь в Самом Пекле до самой смерти. И бояться больше нечего, что тебя кто-либо тронет. Только сам ты будь мужиком что надо.

– Я в работе мужик хоть куда. Всегда таким был.

– Ну что ж, авось и впредь не подкачаешь.

– Вроде бы так.

– Нужно нам выяснить лишь одно дельце, – продолжал Антс.

– Какое дельце? – спросил Юрка, словно почуяв недоброе.

– Да насчет дома, что мы на ссуду у меня на перекрестке выстроили. Видишь ли, Юрка, ведь он, так сказать, относится к Самому Пеклу, потому что строили его на мелиоративную ссуду, и пока ты в Пекле был хозяином'да владельцем, и дом тебе принадлежал. Он с усадьбой одно, словно часть ее. А нынче в Пекле владелец не ты, а я, ты же становишься арендатором, как и раньше был. Но тогда у тебя дома не было, ты и ссуды тогда не получал, а дали ее тебе, когда ты стал собственником. Не знаю, как ты думаешь, но я полагаю так: ежели ты только арендатор, а не владелец и нет у тебя больше Пекла, то может ли быть у тебя дом, который принадлежит усадьбе, вернее – составляет часть ее? Это примерно, вроде того, как если у тебя, скажем, топор с топорищем и ты его продашь: разве ты скажешь, что топорище, мол, твое, ежели топор продан и за него деньги уплачены?

– Вроде бы нет.

– Стало быть, топорище принадлежит тому, кто купил топор. Так ведь?

– Вроде бы так.

– Ну тогда у нас все ясно. Самое Пекло – топор, а дом у моей развилки дорог – топорище. И так как я купил Пекло, другими словами – топор, то вместе с ними куплено и топорище, то есть дом, о котором шла речь.