Томас Гарди - Тэсс из рода дЭрбервиллей

Так как немало коттеджей в Марлоте было снесено, то фермеры стремились использовать каждый уцелевший дом для своих батраков. Со времени происшествия, набросившего такую тень на жизнь Тэсс, семья Дарбейфилда (в чье высокое происхождение никто не верил) была молчаливо осуждена на выселение по истечении срока аренды — на выселение хотя бы во имя морали. Да и в самом деле, представители этой семьи отнюдь не являлись образцом воздержанности, трезвости и целомудрия. Отец да и мать иногда выпивали, младшие дети редко ходили в церковь, а старшая дочь вела себя предосудительно. Нужно было позаботиться о нравственных устоях деревни. Поэтому в первое же благовещенье, когда явилась возможность выселить Дарбейфилдов, на их дом, довольно поместительный, предъявил требование возчик с большой семьей, а вдова Джоан, ее дочери Тэсс и Лиза Лу, сын Абрэхэм и младшие дети должны были отправиться куда-нибудь в другое место.

Вечером накануне отъезда сумерки спустились рано, потому что небо было затянуто облаками и моросил дождь. Это был их последний день в деревне, где они родились и выросли, и миссис Дарбейфилд, захватив Лизу Лу с Абрэхэмом, пошла попрощаться с друзьями, а Тэсс осталась сторожить дом.

Встав на колени на широком подоконнике, она прижалась головой к стеклу, с наружной стороны которого потоками стекала дождевая вода. Она смотрела на паутину, которая трепетала от легкого сквозняка, — должно быть, паук давным-давно умер с голоду, потому что по неведению сплел ее в углу, куда не залетала ни одна муха. Думала она о бедственном положении семьи и себя считала виновницей. Если бы она не вернулась домой, матери и детям, пожалуй, позволили бы остаться здесь, потребовав только, чтобы они вносили арендную плату еженедельно. Однако ее возвращение было немедленно замечено особами влиятельными и высоконравственными; они видели, как она копалась на кладбище, с помощью скребка стараясь привести в порядок детскую могилку, почти сровнявшуюся с землей. Так они узнали, что она вернулась в родной дом; ее мать попрекнули за подобное «потворство греху», та, вспылив, наговорила лишнего, а под конец сказала, что может немедленно отсюда уехать; ее поймали на слове — и вот чем кончилось дело.

«Не нужно мне было возвращаться домой», — с горечью подумала Тэсс.

Эти мысли так поглотили ее, что она почти не обратила внимания на человека в белом макинтоше, который проезжал верхом по улице. Но увидел ее он сразу, так как она сидела у самого окна, и подъехал настолько близко, что лошадь его едва не смяла копытом узкую клумбу, тянувшуюся вдоль стены. Она заметила его только, когда он постучал рукояткой хлыста по раме. Дождь почти перестал, и, повинуясь его знаку, она открыла окно.

— Вы меня не видели? — спросил д'Эрбервилль.

— Я задумалась, — ответила она. — Я слышала, что кто-то едет, но мне почудилось, будто это экипаж. Я была словно во сне.

— А!.. Быть может, вы слышали стук д'эрбервилльской кареты? Вероятно, вы знаете эту легенду?

— Нет. Мой… Один человек хотел как-то рассказать мне ее, но не рассказал.

— Если вы подлинная д'Эрбервилль, то, пожалуй, и мне не следовало бы ее рассказывать. Я-то жалкая подделка, так что для меня это не имеет значения. Легенда довольно мрачная. Говорят, будто стук этой несуществующей кареты может услышать лишь тот, в чьих жилах течет кровь д'Эрбервиллей, — и для него это является дурным предзнаменованием. Это как-то связано с убийством, совершенным много веков тому назад одним из членов рода д'Эрбервиллей.

— Расскажите до конца, раз вы уже начали.

— Хорошо. Говорят, некий д'Эрбервилль похитил красавицу, а она пыталась выскочить из кареты, в которой он ее увозил; завязалась борьба, и он ее убил… или она его, я забыл, кто кого. Такова легенда… Но я вижу, что вся ваша домашняя утварь уложена. Уезжаете?

— Да, завтра… на благовещенье.

— Я об этом слыхал, но как-то не верилось, — очень уж неожиданно. Чем это вызвано?

— Со смертью отца кончилась аренда, и больше уж мы не можем здесь жить. Пожалуй, нам разрешили бы остаться и еженедельно вносить плату, если бы не я.

— Вы-то тут при чем?

— Я не… порядочная женщина.

Д'Эрбервилль вспыхнул.

— Какая гадость! Гнусные ханжи! Черт бы побрал их грязные душонки! — воскликнул он злобно. — Так вот почему вы уезжаете! Вас выгоняют?

— Не то что выгоняют, но раз они нам сказали, что скоро мы должны отсюда выбраться, то лучше уж уехать завтра, когда все переселяются; быть может, удастся устроиться.

— Куда вы едете?

— В Кингсбир. Мы наняли там комнаты. Матери покоя не дают отцовские предки, потому-то она и хочет ехать туда.

— Но как же ваша семья будет ютиться в маленькой квартирке, да еще в такой дыре, как этот городишко? Почему бы не переехать ко мне в Трэнтридж? После смерти матери на ферме почти не осталось птиц, но домик и сад уцелели. Комнаты можно за один день выбелить, и вашей матери будет там очень удобно, а детей я помещу в хорошую школу. Должен же я хоть что-нибудь для вас сделать!

— Но мы уже наняли комнаты в Кингсбире, — ответила она. — И мы можем там подождать…

— Подождать — кого? О, конечно, вашего почтенного супруга! Послушайте, Тэсс, мужчин я знаю и знаю причину вашего разрыва… Вот почему я уверен, что он никогда не вернется к вам. Допустим, я был вашим врагом, — теперь я ваш друг, даже если вы этому не верите. Переезжайте в мой коттедж. Мы разведем множество кур, и ваша мать будет прекрасно за ними ухаживать, а дети смогут ходить в школу.

Дыхание Тэсс все учащалось; наконец она сказала:

— Я не знаю, исполните ли вы все это. Ваши намерения могут измениться… и тогда мы… моя мать снова останется на улице.

— О нет! Если хотите, я вам выдам письменное обязательство. Подумайте об этом.

Тэсс покачала головой. Но д'Эрбервилль настаивал; редко случалось ей видеть его таким настойчивым. Он не желал примириться с отказом.

— Пожалуйста, сообщите вашей матери о моем предложении, — сказал он многозначительно. — Это ее дело решать, а не ваше. Я прикажу, чтобы завтра утром вымыли полы, побелили стены и затопили камины; к вечеру стены высохнут, так что вы можете ехать прямо туда. Помните, я буду вас ждать.

Снова Тэсс покачала головой; сердце ее сжималось от волнения. Она не могла смотреть в глаза д'Эрбервиллю.

— Помните, я должен искупить свою вину перед вами, — продолжал он. — И вдобавок вы меня излечили от этой религиозной мании. Я рад…

— Лучше бы вы не избавлялись от этой мании и вели бы себя так, как в те дни.

— Я рад, что мне представляется случай уплатить хотя бы часть долга. Завтра я буду ждать приезда вашей матери. Обещайте мне это сейчас, дайте руку, милая Тэсс, красавица моя!

Он понизил голос до шепота и просунул руку в полуоткрытое окно. Гневно сверкнув глазами, Тэсс захлопнула окно, прищемив ему руку.