Джудит Леннокс - Следы на песке

— Ты играешь на руку Линфилду, — со злостью сказал Джейк. — Ты делаешь именно то, чего он добивается!

Держа в руках наволочку, Мэри сказала:

— Возможно. Но, понимаешь, Джейк, я должна защитить сына.

Через несколько дней Джейк пошел к директору школы. Капитан Манди сидел за столом в своем кабинете и просматривал бухгалтерские книги. Трубка, балансирующая на краю пепельницы, наполняла комнату вонючим табачным дымом.

— Я пришел пожаловаться на мистера Линфилда, — сказал Джейк. — Он пристает к одному из мальчиков. Незаслуженно наказывает его.

Усы Манди дрогнули в гримасе, которая, по-видимому, должна была изображать улыбку.

— Возможно, этот мальчик заслуживает наказания, мистер Мальгрейв.

— Я так не считаю. Джордж Зелински хорошо воспитанный и прилежный ученик.

Манди начал чистить зубочисткой ногти.

— А вы не допускаете, Мальгрейв, что Зелински может быть менее прилежен в математике, чем во французском языке?

Эгоистичный педант, подумал Джейк, но подавил свою злость. Манди открыл ящик стола.

— Давайте посмотрим журнал наказаний.

Он начал перелистывать страницы. Каждый учитель был обязан записывать причину и степень наказания в специальном журнале.

— Разговор в раздевалке… чернила на пальцах во время обеда… не полностью выполнил домашнее задание… — Капитан Манди пододвинул журнал Джейку. — Кажется, все в порядке, мистер Мальгрейв.

Джейк просмотрел страницу мелких проступков. Имя Джорджа появлялось с ужасающей регулярностью. Подняв взгляд на директора, Джейк спросил:

— И вы потворствуете этому?

— Школа не может работать без хорошей дисциплины.

— То есть вы позволяете этому садисту Линфилду вымещать злобу на маленьком мальчике?

— Поосторожнее в выражениях, Мальгрейв. — Напускное добродушие Манди вмиг улетучилось. — Мистер Линфилд — ценный член коллектива. Он преподает в Хитервуде уже восемнадцать лет. А вы не проработали и года. — Капитан Манди взял трубку и принялся выбивать из нее золу. — Вы ведь, кажется, долго прожили за границей? — В его устах это прозвучало так, как будто Джейк переболел заразной болезнью. — Боюсь, вы недостаточно цените английскую систему образования. Нам завидует весь мир. И мальчики сами предпочитают порку, — самодовольно добавил Манди. — Они говорят, что такое наказание легче перенести.

Во Франции, накануне высадки союзнических войск, Джейк выследил одного человека. Железнодорожный служащий, сотрудничавший с нацистами, пытался скрыться, но Джейк шел за ним по пятам, как за зверем, и наконец поймал. А затем перерезал ему горло.

Он настиг Линфилда, когда тот возвращался из церкви с молитвенником в руках. До конца весеннего семестра оставалось две недели, и все молились за успех школьной команды по регби в последнем матче этого сезона. Джейк догнал его в небольшой рощице между церковью и школой.

— Нам надо поговорить.

Линфилд торопливо засеменил по траве, усеянной яркими цветами чистотела.

— У меня нет времени для разговоров, Мальгрейв.

— Это не отнимет много времени. Я хочу поговорить о Джордже Зелински.

— С алгеброй у Зелински нормально, но геометрические теоремы он усвоил недостаточно хорошо…

— Не трогайте его, Линфилд. Оставьте мальчика в покое. Если у вас руки чешутся, выбирайте кого-нибудь более подходящего вам, хотя бы по росту.

— А если я не соглашусь? — Линфилд начал задыхаться. Его слова прерывались отчаянными попытками сделать вдох. — Что вы тогда сделаете, Мальгрейв?

Джейк пожал плечами.

— Убьете? Вы меня убьете?

— Возможно, — сказал Джейк, понимая, что не сделает этого.

Он не сможет даже прикоснуться к Линфилду. Эта маленькая, прилизанная, почти лысая голова, эти руки с синеватыми венами вызывали отвращение.

— Оставьте Джорджа в покое. В нашей ссоре он ни при чем. — Джейк повернулся и пошел прочь.

— Что, пошел искать утешения у своей шлюхи? Своей шлюхи и ее ублюдка?!

Джейк резко повернулся. Сердце тяжело стучало. Глаза Линфилда радостно блеснули.

— Значит, это правда. Этот ребенок — незаконнорожденный. Я всегда это подозревал. — Линфилд встряхнул складки своей измятой мантии. — Ну-ну. Вряд ли это понравится капитану Манди.

Джейк стоял под деревьями и бессильно сжимал кулаки, слушая, как стихают звуки тяжелого дыхания удаляющегося Линфилда.

Он рассказал обо всем Мэри. Он не мог поступить иначе. Она выслушала его молча, с каменным лицом, и затем сказала:

— Ты не виноват, Джейк.

Но он считал, что виноват. Все, что произошло, было его виной. Если бы в прошлом году он не набросился на Линфилда за то, что тот ударил ученика, если бы он отвернулся и ушел, как делали все остальные, ничего бы не случилось.

Через два дня Мэри сказала ему, что ей предложили место в школе в Уэльсе. На мгновение ее защитная скорлупа дала трещину, она коснулась его руки и осторожно спросила:

— Ты напишешь мне, Джейк?

Он не ответил. Он знал, что снова произошло неизбежное. Он потерял Мэри, как терял все, что было важным в его жизни. Ничто не длится долго: он понял это давно, во время поездки на велосипеде через Францию жарким трагическим летом 1940 года. Он видел, что Мэри ждет ответа, но отодвинулся от нее и отвернулся к окну. Через некоторое время с грохотом хлопнула дверь.

Как-то в апреле в среду после обеда они поехали в свою гостиницу в Бэттерси. Запах вареной капусты в холле, скользкое покрывало горчичного цвета. Все, казалось, было прежним, но Фейт чувствовала: что-то изменилось. Они оба словно стремились отчаянно доказать, что все еще находят удовольствие и в пребывании здесь, и друг в друге. Доказать, что осталась страсть, потому что страсть оправдывает все.

Завернувшись в простыню, Фейт подошла к окну. В лучах весеннего солнца крохотный садик, который удивлял ее зимой, казался просто безобразным, символизируя лишь отсутствие надежды.

— О чем ты думаешь? — спросил Гай.

— О том, стоит ли нам продолжать встречаться.

Слова вырвались прежде, чем она успела сдержать их.

— Фейт… — Он сел на постели.

— Прошло пять недель. Пять недель, Гай, — я считала их, — с тех пор, как мы провели вместе более получаса.

— Прости, дорогая. — Он подошел к ней и положил руку на плечо, но она не обернулась. — Ты ведь знаешь, что я должен соблюдать осторожность. В тот раз, когда Оливер…

— Я знаю. Конечно.

Она вспомнила неприятное ощущение, которое испытала, когда на следующий день после исключения Оливера из школы Гай сказал ей по телефону: «Элеонора разыскивала меня весь день… по счастью, она была слишком расстроена, чтобы задавать вопросы».

— Но я устала от необходимости соблюдать осторожность, — тихо проговорила Фейт, так тихо, что Гай не услышал.