Оскар Уайльд - De Profundis

Ведь греческие боги, как бы розовоперсты и легконоги они ни были, во всей своей красе были не тем, чем казались. Крутое чело Аполлона было подобно солнечному диску, выплывающему из-за холмов на рассвете, а ноги его были словно крылья утра, но сам он жестоко обошелся с Марсием и отнял детей у Ниобеи; в стальных щитах очей Паллады не отразилась жалость к Арахне; пышность и павлинья свита Геры — это все, что в ней было истинно благородного; и Отец богов слишком уж часто пленялся дочерьми человеческими. [84] Ниобея (Ниоба) — в древнегреческой мифологии гордая мать многочисленного потомства (различные версии приписывают ей разное количество детей — от 12 у Гомера до 20), похваляющаяся этим перед нимфой Лето, у которой было лишь двое детей — Апполон и Артемида; в наказание за гордыню Апполон убил всех сыновей Ниобеи, а Артемида — всех ее дочерей; увидев смерть детей Ниобея окаменела от горя. Арахна — согласно древнегреческому мифу, искусная ткачиха, осмелившаяся соперничать в этом мастерстве с Афиной Палладой; разгневанная совершенством гобелена, сотканного Арахной, богиня превратила ее в паука. Гера — в древнегреческой мифологии царица богов, супруга любвеобильного Зевса, отличавшаяся властностью, ревностью и жестоким нравом. В греческой мифологии были два образа, несущих в себе глубокий смысл: для религии это Деметра, богиня земных даров, не принадлежащая к сонму олимпийцев, для искусства — Дионис — сын смертной женщины, для которой час его рожденья стал часом ее смерти. [85] Дионис , по преданию, был сыном Зевса и фиванской царевны Семелы , которая, уговорив Зевса появиться перед ней в своем истинном обличьи, была сражена молнией на любовном ложе.

Но Жизнь породила среди самых бедных, самых смиренных людей того, кто был чудеснее матери Прозерпины или сына Семелы. Из мастерской плотника в Назарете вышла личность, бесконечно более грандиозная, чем все герои мифов и легенд, тот, кому было суждено, как ни странно, открыть миру мистическое значение вина и подлинную красоту полевых лилий — как никому и никогда не удавалось ни на Кифероне, ни в Энне. [86] Киферон — горная цепь в Греции, отделяющая Беотию от Мегары и Аттики, центр культа Диониса; Энна — город в провинции Энна в Сицилии, центр культа Деметры и Персефоны

Он считал, что стих Исайи «он был презрен и умален перед людьми, муж скорбей и изведавший болезни; и мы отвращали от Него лице свое» [87] Книга Пророка Исайи, LIII, 3. — это предсказание, относящееся к Нему, и в Нем пророчеству суждено было исполниться. Не надо бояться подобных фраз. Произведения искусства, все до единого, — исполнения пророчеств. Потому что каждое произведение искусства — это превращение замысла в образ. И все без исключения человеческие существа должны быть исполнением пророчеств. Ибо каждый человек должен стать воплощением какого-то идеала или в сознании Бога, или в сознании человека. Христос нашел и увековечил идеал, и в Нем, чьего прихода ждал мир, в медлительном шествии веков воплотился сон Вергилиева поэта, то ли в Иерусалиме, то ли в Вавилоне. [88] Этот сон описан Вергилием в четвертой эклоге «Буколик». «Столько был обезображен паче всякого человека лик Его, и вид его — паче сынов человеческих», — вот признаки, которые Исайя отметил как приметы нового идеала, [89] Книга Пророка Исайи, LII, 14. и как только Искусство постигло значение этих слов, этот идеал раскрылся, как цветок, в присутствии Того, в ком истина Искусства, в свою очередь, раскрылась с неведомой ранее полнотой. Ведь истина в Искусстве, как я уже говорил, и есть «то, в чем внешнее является выражением внутреннего; в чем душа становится плотью, а тело проникается духом, в котором форма выявляет свою суть», не так ли?

По-моему, печальнее всего тот поворот истории, из-за которого собственно Возрождение Христово, создавшее Шартрский собор, цикл легенд о короле Артуре, жизнь святого Франциска Ассизского, творчество Джотто и «Божественную Комедию» Данте, было прервано и искажено тем унылым классическим Ренессансом, который дал нам Петрарку, фрески Рафаэля, архитектуру школы Палладио, [90] Собор во французском городе Шартре — шедевр готической архитектуры, построен после пожара 1194 г. Джотто ди Бондоне (1266/7-1337) — итальянский художник раннего Возрождения. Андреа ди Пиетро Палладио (1508–1580) — итальянский архитектор, постройки которого отличались правильностью форм и симметрией. классическую французскую трагедию, и Собор св. Павла, и поэзию Попа, и все то, что создается извне, по омертвелым канонам, а не вырывается изнутри, вдохновленное и продиктованное неким духом. Но где бы мы ни встречали романтическое движение в Искусстве, там в разных формах и обличьях мы найдем Христа или душу Христа. Он присутствует и в «Ромео и Джульетте» и в «Зимней сказке», и в поэзии провансальских трубадуров, и в «Старом моряке», и в «Беспощадной красоте», и в чаттертоновской «Балладе о милосердии». [91] Провансальская поэзия достигла наивысшего расцвета в XI–XIII вв. в творчестве трубодуров. « Сказание о старом мореходе » (1798) — поэма С. Колриджа. « Прекрасная безжалостная дама » (1819) — стихотворение Дж. Китса. « Баллада о милосердии » принадлежит перу Томаса Чаттертона (1752–1770) — английского поэта, представителя проромантизма.

Ему мы обязаны существованием самых несходных творцов и творений. «Отверженные» Гюго, Бодлеровы «Цветы зла», отзвук сострадания в русских романах, витражи, гобелены и произведения Берн-Джонса и Морриса в стиле кватроченто, Верлен и стихотворения Верлена — все это в той же мере принадлежит ему, как и Башня Джотто, [92] Кватроченто (от ит. quattrocento — четыреста) — XV век, принятое в истории искусства обозначение столетий. Башня Джотто — колокольня флорентийского собора, проект создания которой приписывается Джотто. Ланселот и Джиневра, Тангейзер, мятежные романтические изваяния Микеланджело и «пламенеющая» готика, как любовь к детям и к цветам — по правде сказать, цветам и детям было отведено так мало места в классическом искусстве, что им почти негде было расцвести или порезвиться, но начиная с двенадцатого столетия и до наших дней они постоянно появляются в искусстве, в разные времена и под разными обличьями, они приходят нежданно и своенравно, как умеют только дети и цветы. Весною всегда кажется, будто цветы прятались и выбежали на солнце только потому, что испугались, как бы взрослым людям не наскучило искать их и они не бросили поиски, а жизнь ребенка — не более чем апрельский день, который несет нарциссу и дождь и солнце.

Именно благодаря присущему Его натуре дару воображения Христос и стал животрепещущим сердцем романтики. Прихотливые образы поэтической драмы и баллады созданы воображением других, но самого себя Иисус Назареянин сотворил силой собственного воображения. Вопль Исайи, собственно говоря, относился к Его пришествию нисколько не больше, чем песня соловья к восходу луны, — не больше но, быть может, и не меньше. Он был в равной мере и отрицанием и подтверждением пророчества. Каждой оправданной Им надежде соответствует другая, которую Он разбил. Бэкон говорит, что всякой красоте присуща некая необычность пропорций, [93] Несколько измененная цитата из эссе «О красоте» английского писателя и философа Фрэнсиса Бэкона (1561–1626). а Христос говорит о всех рожденных от духа, то есть о тех, кто, как и сам Он, представляет собой действенную силу, что они подобны ветру, который «дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит». [94] Евангелие от Иоанна, III, 8. В этом и кроется Его неодолимое для художников обаяние. Он несет в себе все яркие краски жизни: таинственность, необычайность, пафос, наитие, экстаз, любовь. Он взывает к ощущению чуда и сам творит то единственное состояние души, которое позволяет постигнуть Его.