Николай Лысенко - Юность грозовая

Она не договорила и, наклонив голову, умолкла.

— Тебе плохо у них? — еле слышно спросил Миша. — Тебя обижают?.. Скажи, обижают? Не бойся, я не выдам тебя.

Таня промолчала. Подняв голову, она долго смотрела на звезды, потом резко поднялась, махнула на прощанье рукой и быстро пошла во двор.

Собравшись утром у Василька, ребята осмотрели бредень. Потом огородами двинулись к речке.

Было тихо, лишь издалека доносился гул самолета. С видом знатока Федя сказал:

— Немецкий.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Василек.

— Гудит надсадно, — проговорил молчавший до сих пор Степка. — Мне отец говорил, что у немцев самолеты гудят с надрывом, как бы стенают.

Так, разговаривая, ребята прошли крайние огороды и спустились к густой вербовой роще. Здесь было прохладно. Трава еще нежилась в росном бисере, пахло горькой корой вербы и тиной. Где-то поблизости размеренно стучал дятел.

Вскоре показался железнодорожный мост, повисший над обрывистой Тростянкой. Ребята часто бывали здесь, у каменных быков ловили пескарей и раков. Но сегодня, как только они вышли из кустов, их остановил властный окрик часового:

— Здесь нет хода!

— Говорил вам, что до фронта рукой подать, — сказал Миша.

Ребята промолчали. Переглянувшись, медленно пошли другой дорогой, через камыши.

Стало душно, как в парной. Кустарники, травы стояли не колыхаясь.

На Черном плесе ребята разделись, спрятали в кустах одежду. Бродить договорились поочередно. Осмотрев еще раз бредень, Федя и Василек первыми полезли в воду.

— Ты, елки зеленые, тяни ровно, — поучал Федя своего напарника. — Не дергайся и не поднимай нижний урез. Чтобы бредень шел плавно…

Миша со Степкой тем временем, обходя заросли краснотала и камыша, шли берегом.

— Мишк! — шепотом сказал Степка. — Я вглубь не полезу.

— Почему?

— Знаешь, у меня насморк.

— На ходу придумал?

— Не веришь… — обиженно проговорил Степка. — Вчера поливал из колодца…

Отмахнувшись от него, Миша заспешил к Феде и Васильку, которые уже выволокли на берег бредень. В нем были две щучки, несколько карасей и ворох ярко-зеленой тины.

— Нашли место, — проворчал Степка, брезгливо передергивая плечами. — Тут, отец говорил, уйма крыс водяных.

— Не бойся, не съедят, — Миша рассматривал трепыхающуюся рыбу. — Они рыжих не любят.

— На себя погляди, — огрызнулся Степка. Довольный удачным началом рыбалки, Федя сказал:

— А теперь, братцы, ваша очередь.

Миша и Степка зашли в воду. Дно было илистым, невидимые водоросли цеплялись за ноги, мешали идти.

— Мишка! Если крыса укусит, можно умереть?

— Как хочешь, — отозвался Миша. — Шагай потише, от тебя волны, как от парохода.

— Ой! — крикнул вдруг Степка и бросил бредень.

— Рехнулся? — обозлился Миша. — Чего шарахнулся?

— Там кто-то есть, — Степка ошалело крутил головой по сторонам, словно ждал появления из воды чего-то страшного. — Только это не крыса.

— Тогда крокодил… — засмеялся Миша. — Подожди, не удирай, Степка, сейчас мы проверим.

Он наклонился и долго шарил рукой по дну. Степка издали наблюдал за ним.

— Вот оно, чудище! — крикнул Миша, доставая из воды большого рака. — Все в порядке, Степа, берись за бредень.

Пряча глаза, Степка подошел.

— Эгей! — крикнул с берега Федя. — Уснули, что ли, рыболовы!

…Через десяток шагов Степка дрожащим голосом пролепетал:

— Давай вытаскивать. Я, кажется, лапу порезал.

Шумно плюхая по воде, они выволокли на берег бредень, забитый тиной и ракушками.

— Да от вас рыба на версту разбегается, — недовольно говорил Федя, вытряхивая содержимое бредня. — Лезьте снова, кроме тины, тут ничего нет.

До самого вечера пробыли ребята на реке. Перед тем как идти домой, Федя вытряхнул рыбу из мешка и стал раскладывать на четыре кучки.

Усевшись в стороне под кустом, Василек пытался застегнуть пряжки сандалий. Миша полоскал в реке майку.

Федя еще раз посмотрел на рыбу и звонко крикнул:

— Готово! Подходи, получай!

Первым подошел Степка. Он внимательно смерил глазами кучку рыбы, на которую указал ему Федя, потом перевел взгляд на другие и обиженно спросил:

— А почему же мне эту?

— Какая разница, — усмехнулся Федя. — Поровну раскладывал.

— Поровну? — Степка наклонился и начал быстро-быстро перебирать руками рыбу. — Себе, значит, щуку, а тут…

— Не себе, а Мишке положил. — Схватив в одну руку большого линя, а в другую карася, Федя потряс ими перед Степкиным носом: — Елки зеленые, разве это меньше щуки?

— Чего вы там раскричались, как базарные торговки? — Миша вылез из воды и натягивал на себя мокрую майку. — Не поделили, что ли?

Швырнув рыбу на землю и счищая с пальцев липкую чешую, Федя, едва сдерживаясь, проговорил:

— Да вот он… Все мало ему…

Миша хмуро глянул на Степку. Тот вдруг натужно засмеялся:

— Хо, напетушился. Я ведь пошутил… Федя зашмыгал носом и, хлопая бесцветными ресницами, удивился:

— Ишь ты — вывернулся! Прямо как вьюн, елки зеленые.

А Степка между тем присел на корточки и, не обращая внимания на друзей, еще удивленно смотревших на него, стал деловито нанизывать на ивовый прутик карасей и линей.

— Кто сейчас говорил, что не поровну досталось? — кивнул Федя на Степку. — Посмотрите, сколько нанизал!

— Возьми еще вот этого окунька, — засмеявшись, Василек палкой подкинул к Степке выпрыгнувшую из вороха тины лягушку.

— Лишний, что ль? — Степка поднял голову, но, увидев лягушку, поморщился. — Забери себе…

— Ребята, давайте ему за пазуху посадим эту пучеглазку! — неожиданно предложил Федя.

— Ну чего пристали! — крикнул Миша. — Сворачивайте бредень быстрее, домой пора!

Дома Миша бросил рыбу на кухонный стол. Приоткрыв дверь горницы, оторопел: мать со слезами на глазах сидела у окна и что-то штопала. Отец лежал на кровати. Поглаживая русые волосы Кати, он о чем-то вполголоса говорил ей, показывая пальцем в раскрытую книжку с яркими картинками.

У Миши тревожно заколотилось сердце.

— Проходи, чего оробел, — пригласил отец.

— И где ты целыми днями пропадаешь? — с трудом сдерживая слезы, спросила мать.

— Рыбалить ходил, я же вчера еще сказал… А что?

— Не знаешь? Отца-то — в армию…

Мать еще ниже склонилась над своим штопаньем и всхлипнула. Отец поднялся, подошел к Мише, посадил рядом с собой на кровать. Потом неторопливо начал скручивать цигарку. Миша видел, как дрожали его руки и крошки махорки падали на колени. Отец собирал их, снова сыпал на бумагу и, казалось, забыв обо всем, увлекся этим занятием. Наконец закурил и, обняв Мишу за плечи, глухо проговорил:

— Вот так, сынок, ухожу на фронт… Вполголоса запричитала мать, захныкала Катя, отодвинув от себя книгу.