Мор Йокаи - Венгерский набоб

Смотреть и думать: девушка, которую он столь упорно преследовал, отдала руку его дяде и для него теперь навек недосягаема.

Если б на небо ее забрали или в пекло самое, в замке держали на отвесной скале или ангелы мести oxраняли с подъятыми огненными мечами, и то не была бы она столь недоступна, как огражденная этим магическим именем: «Супруга Яноша Карпати».

С супругой Яноша Карпати отношений никаких не завяжешь.

Все взоры, устав любоваться прекрасной новобрачной, обратились на Абеллино. И во всех читались ирония, откровенная насмешка.

Денди, вместо собственной свадьбы угодивший на чужую!

Посрамленный фанфарон, чью дульцинею похитил его собственный дядюшка!

Абеллино почти облегчение доставило увидеть еще одного человека, ошеломленного происшедшим: мосье Гриффара. Но и тут он себе не изменил, осведомись у него в обычной своей глумливой манере, будто все это только банкира и волновало:

– Qu'en dites vous, monsieur Griffard? [233]

– C'est bien fatale! [234]

– Mon cher Абеллино, – раздался вдруг возле фальцет Фенимора. – Похоже, это вы задолжали мне тысячу золотых. Ха-ха-ха!

Абеллино в ярости обернулся и оказался лицом к лицу с дядей, который направлялся с супругой как раз к нему.

– Дорогая, это мой драгоценный племянник, Бела Карпати, – с самой доброжелательной улыбкой отрекомендовал он их друг другу. – Дорогой племянник, поручаю мою жену родственным твоим заботам.

Вот он, сладчайший миг, который предвкушался им заранее; миг утонченной мести, зародившейся в сердце преследуемой девушки и воспламенившей взоры незлобивых существ, коим Фанни о ней поведала.

Охотник в яме! В вырытой им самим западне. Перехитренный, презираемый, наказанный.

Поджав губы, Абеллино сдержанно поклонился, белый как мел.

Янош Карпати двинулся дальше – познакомиться с самим мосье Гриффаром, который выразил живейшую радость по поводу того, что видит его в столь добром здравии.

Абеллино же, едва они отвернулись, заложил большие пальцы за края жилета и как ни в чем не бывало с высоко поднятой головой прошествовал непринужденной поступью через гостиную, что-то напевая и, казалось, не замечая ни шепота, ни смешков вокруг себя.

Он спешил в ломберную.

Уже открывая дверь, услышал он общий смех, даже хохот, и резкий фальцет Фенимора, выделявшийся среди других голосов. При появлении Абеллино смех и оживленный разговор разом смолкли, все постарались принять вид серьезный и спокойный.

Что может взбесить сильнее?

Абеллино подвинул стул к столу, сел.

Какого шута они не смеются, не продолжают разговора? И чего пыжится этот Фенимор, серьезность на себя напускает, отворачивается поминутно?

– Сдавайте, что ли, наконец!

За картами можно хоть посмеяться – выиграл, проиграл, все равно. Предлог есть.

Теперь черед Абеллино метать банк.

И начинается невезение.

Сидящий на другом конце стола Фенимор выигрывает беспрерывно, иногда в четверном, восьмикратном размере, удваивая, утраивая ставку.

Абеллино начинает терять хладнокровие, становится все рассеяннее. За ставками не следит, выигрыши не забирает, а проигрыши не платит. Раздраженный ум его занят другим, и от этого страдает игра.

Вот опять Фенимор забрал учетверенную ставку – и не удержался от торжествующего смеха.

– Ха-ха-ха! Мосье Карпати, а вы тоже с поговоркой не в ладах: и в любви вам не везет, и в карты. Бедный Абеллино, ей-богу, мне тебя жаль. С тебя тысяча золотых.

– С меня?

– А с кого же? Не будешь же ты утверждать, что и сейчас Фанни обольстишь; она теперь богаче тебя, деньгами ей голову не вскружишь; а захочет кавалера иметь, другого может выбрать, вон хоть меня, или Ливиуса, или Конрада. Тебе уж скорее остерегаться впору, как бы ей не приглянуться, а то прощай майорат: вот чем может для тебя кончиться такая авантюра. Великолепно, клянусь богом! Абеллино от объятий дядюшкиной супруги спасается. Новый Иосиф и жена Пентефрия. И тебе же еще придется следить, как бы она в другого молодца не любилась! Ой-ой-ой! Абеллино – блюститель нравственности! Абеллино – garde des dames! [235]Нет, это прелестно. Это тема для водевиля!

Каждое его слово впивалось ядовитой занозой, ранило, задевало за живое. Абеллино побледнел, онемел от ярости. Верно говорит Фенимор, придется теперь от страха дрожать, как бы она кого не полюбила. О, проклятье, проклятье.

И он проигрывал и проигрывал.

Почти перестал даже смотреть, кто сколько ставит. Фенимор опять сорвал четверной куш. Абеллино выплатил, но лишь в двойном размере.

– Ого, ошибка, дружок: я ведь два раза поставил.

– Я не заметил.

– Как? Это же flibusterie, [236]– воскликнул Фенимор с заносчивой самоуверенностью.

При этом оскорблении Абеллино вдруг вскочил и всю дюжину карт запустил ему в физиономию.

Белое лицо мгновенно пожелтело, позеленело. Схватив стул, на котором сидел, Фенимор кинулся с ним на обидчика. Окружающие вмешались и удержали его.

– Пустите! Пустите меня! – не своим голосом вопит вспыльчивый юноша.

Пена выступает у него на губах, хриплый визг рвется из перехваченного яростью горла.

Абеллино молчит, хотя грудь его высоко вздымается и глаза налиты кровью. Приятелям стоит немало труда его укротить.

– Пустите же! Нож дайте мне, нож! Убью! – взвизгивает Фенимор и, не в силах вырваться из стиснувших его рук, вымещает злобу на ни в чем не повинном стуле, пиная его и лягая.

На безобразный этот шум прибегает с перекошенным лицом сам г-н Кечкереи и, встав между вздорящими в картинную позу, возглашает:

– Прошу святость моего дома уважать!

Это вмешательство привело в себя враждующие стороны. Все сообразили, что улаживать подобные дела здесь не место. Многих, правда, очень развеселила ссылка на святость. На Абеллино и Фенимора посыпались советы идти домой, а утром уж разобраться во всем. Они тотчас и удалились, хотя общество отнюдь не дало себя смутить этим происшествием. Все, правда, моментально узнали, что Фенимор с Абеллино поссорились за карточным столом, но сделали вид, будто не слышали ничего. Старший Карпати отозвал в сторону хозяина дома, упросив с глазу на глаз принять тысячефоринтовый билет за отличный вечер, и через четверть часа все уже повторяли что истинный его устроитель – Янош Карпати, пожелавший представить модному свету свою супругу.

Веселье продолжалось до двух часов пополуночи, и по домам все разъехались, очарованные друг другом. Спать же укладываясь, попризадумались над этой странной историей, а кто уж поистине беспокойную ночь провел, так это Абеллино, Фенимор и – мосье Гриффар.

На другой день Гриффар уехал обратно в Париж, даже не спросив ничего про Абеллино.

У Абеллино же с Фенимором после афронта на вечере у Кечкереи – встреча.