Ирвинг Стоун - Греческое сокровище

— Вот здесь пойдем вглубь.

Худо было то, что на тридцать пять рабочих, муравьями усеявших склон, было совершенно недостаточно восьми тачек и полдюжины кирок и лопат. Генри определил пятнадцать рабочих относить землю в корзинах, но спуск занимал много времени: по обе стороны траншеи тянулись густые заросли кустарника, колючей ежевики, люди спотыкались об огромные камни, путались ногами в низких ветвях.

— Может, сразу вырубить всю эту чащу по сторонам траншеи?

— Не стоит: когда мы углубимся ниже шести футов, будет слишком хлопотно поднимать корзины на веревках. Лучше катить тачки по траншее под уклон и в конце раскопа сбрасывать землю вниз.

В девять часов, когда объявили перерыв на завтрак, явился Георгий Саркис. Ночевал он в Хыблаке и, понятное дело, вид имел невыспавшийся. Это был мелкорослый человек с болезненного цвета кожей и темными глазищами в пол-лица. В руках он держал тетрадь—такую же, как у Яннакиса: здесь ежедневно будут записываться находки Шлиманов, дабы Оттоманский музей сполна получил свою половину.

— Не повезло человеку, — посочувствовал Генри. — Сняли с теплого, обжитого места в Чанаккале и сослали в богом забытую дыру.

— Да, вид у него скверный. Он словно не может разделаться с одной-единственной мыслью: «Я армянин, а называюсь турецким чиновником, я наблюдаю за немецко-русско-американским господином и какой-то греческой девицей, а они занимаются совершенной ерундой. Какой во всем этом смысл?!»

Поскольку находок пока не было, Саркис не стал стоять над душой и отправился побродить вокруг. Хождение было бесцельное, но не без смысла: когда человек движется, а не стоит истуканом, вроде и время идет быстрее. Справившись раз-другой по массивным золотым часам Генри, Софья установила, что к траншее их страж возвращается примерно каждые полчаса.

— Мне кажется, он не будет нам особенно докучать, — успокоила она Генри. — У него одна забота на уме: скорее бы дожди выгнали нас отсюда.

— Зачем вообще нужен этот опекун? Что я здесь найду? — каменные дворцы, храм, башни, ну, крепостные стены… Не собирается же в самом деле великий визирь волочить отсюда в Константинополь эти каменные глыбы!

— Не дай бог! — невесело усмехнулась Софья. — Согласно фирману, ты обязан возместить все дорожные расходы.

Генри даже крякнул с досады.

— Ну, не дурак ли я? Ведь сам же перевел тебе эту фразу — что бы вдуматься?!

— Успокойся: ты объяснил мне, что каменные стены остаются in situ [16] На месте (лат.). .

К концу дня они были вознаграждены первой находкой. Софья стояла у верхнего края раскопа. Рабочий бросил в наполнившуюся корзину последнюю лопату, и Софья увидела, как что-то блеснуло в комьях грунта. Землекоп подал корзину наверх, носильщики подхватили ее и засеменили вниз. Софья на ходу поворошила землю сверху и выхватила пяток монет. Поковыряв многовековую грязь, она увидела, что они медные или бронзовые.

— Наш первый клад! — вскричала она, счастливая и гордая собою.

Генри стоял неподалеку, отдавая землекопам распоряжение рыть глубже—до шести футов — и выдерживать эту глубину, продвигаясь к вершине холма. Услышав, что его зовут, он поспешил к пьяной от волнения Софье.

— Что с тобой, Софидион? У тебя такой вид, словно ты нашла Трою.

— С этой минуты я археолог! После вручения диплома в Арсакейоне не переживала ничего подобного.

И она высыпала ему на ладонь монеты. Генри ногтем поколупал одну-другую, потом протер все монеты мокрой тряпочкой. На первой была изображена Афина в шлеме с тройным гребнем; на другом бронзовом кругляше была волчица, кормящая Ромула и Рема; была монета с Аполлоном в длинном хитоне, в руке бог держал лиру; еще на одной изображался, похоже, Гектор в полном боевом снаряжении.

Такие монеты Софья видела в музеях Неаполя и Рима, в Афинской библиотеке. Генри часами держал ее перед нумизматическими стендами, учил определять возраст и ареал распространения монеты, отлита она в форме или отчеканена вручную. И хотя ее ногам сильно досталось в ту пору, сейчас она была благодарна ему за науку.

— Генри, эти две я узнала. Этот Аполлон, он из Нового Илиона? Из греческого города, что стоял на этом месте уже в христианскую эпоху?

— Верно. Эта, с Афиной, тоже греческая монета, видимо, из Александрии Троадской. Город стоял милях в пятидесяти отсюда, на юге, его построил полководец Александра Антигон.

— А Рем и Ромул как забрели сюда?

— Очень просто. Римляне основали город Сигей, я показывал тебе место, когда мы объезжали Троянскую равнину.

Завоевав очередную провинцию, римляне привозили и свои монеты или. во всяком случае, штемпеля для их чеканки.

— А когда мы найдем троянские монеты, мы сумеем определить их денежную стоимость?

— Относительно. У Гомера и троянцы, и ахеяне знают только меновую торговлю. Пленную деву, например, оценивали в четыре вола.

Софья в раздумье наморщила лоб.

— У ахейцев были золотые таланты…

— И не только! Когда на поминках но своему другу Патроклу Ахилл устроил игры, он выдал победителю в состязании колесниц золотой треножник, самому быстрому бегуну — «сребряный пышный сосуд», «кубок двоедонный»— побежденному в кулачном бою, а лучникам вынес «темное железо: десять секир двуострых и десять простых». О богатстве же троянцев доподлинно известно. Обнимая колени Менелая, побежденный Адраст молит его:

В песне «Выкуп Гектора» Приам идет

— Генри, можно я оставлю себе эти монеты на память? А Саркису отдадим такие же, когда еще найдем.

— Разумеется. Только не забудь записать точное место и глубину, где они лежали, потом запечатай в конверт и надпиши число и месяц.

Генри подарил Яннакису пояс с кармашками для денег, купленный еще в Константинополе. К концу рабочего дня он выдавал ему необходимую кассу. По прошествии нескольких дней Яннакис сказал:

— Хозяин, завтра может прийти больше народу. Сколько мне взять?

— Если стоящих, то сколько угодно. Яннакис, хоть восемь-десять человек. Наша главная задача — расчистить весь этот мусор.

— Я несколько раз проверяла выплаты но книге, — сказала Софья за ужином. — Все сходится до единого пиастра. А вчера, ты знаешь, он собрал все наше белье, получилась огромная корзина, и унес домой стирать.

— Не человек, а находка, — согласился Генри. — С завтрашнего дня я буду платить ему тридцать пиастров. Здесь это сказочные деньги. И назначу его десятником.