Ирвинг Стоун - Греческое сокровище

Со всей округи потянулись люди с нарывами, ранами и ушибами. Вечером двор перед домом Драмали превращался в полевой лазарет: Софья кипятила воду в большом чане, промывала раны, Генри смазывал мазью, Софья накладывала повязку. И никто из пользуемых не приходил вторично.

— Все-таки интересно знать, — задумывался Генри, — спасли мы их или угробили?

Прошло время, и крестьяне повели к нему больной скот— верблюдов, лошадей, ослов, овец.

— Теперь я еще и ветеринар, — брюзжал Генри. — Что я в этом понимаю?!

— У нас есть настойка арники.

— Это наружное средство.

— Ты и лечи наружные болезни, а господь позаботится о внутренних.

— А вот для арабов даже такое разделение обязанностей немыслимо. Я как-то на базаре видел верблюда, у него рекою хлестала из носу кровь. Сделал выговор хозяину, а тот смиренно улыбнулся и говорит: «На то воля аллаха!»

Если верить Яннакису. многие животные благополучно поправлялись.

— Заметь, Софидион: никто не пришел нас поблагодарить — ни за себя, ни за свою скотину! Я прихожу к мысли, что благодарность не в характере современных троянцев.

— Будь доволен хотя бы тем, что в Троаде тебя считают волшебником. В будущем году нам будет легче работать.

Время от времени они находили монеты, похожие на памятные медали в честь занявших престол царей и императоров. Вечером Софья забирала их домой, очищала от грязи, раскладывала в конверты с проставленной датой. Каждый день приносил новые находки. Траншея была уже больше шести футов в глубину и на шестьдесят футов протянулась вперед, к вершине холма. Вдруг в невероятном количестве объявились керамические кругляши — красные, желтые, серые, черные, каждый с парой «глаз», и каждый целехонький. На многих различалось что-то вроде клейма гончара. За мелкие находки отвечала Софья. Выждав, пока Генри запишет глубину и место находки, она несла кругляши на сборный брезент. Там их невнимательно осматривал Георгий Саркис, охотно позволявший Софье забрать их домой для обработки.

В их рабочей комнате Генри соорудил для нее специальный верстак, положив доски прямо на стопки хыблакского кирпича. Софья осторожно брала в руки трех-четырехдюймовые терракотовые предметы, отмывала их в холодной воде. Проступало изображение.

— Смотри, дорогой, — теребила она Генри, уткнувшегося в дневник, — наши первые произведения искусства! Какая прекрасная птица! Лошадь гарцует. А это лани? Посмотри на эту девочку, как она ручки послушно сложила! Для чего предназначались эти вещи? Каким временем они датируются?

Вооружившись лупой, Генри задумался: алтарь, над ним пчела растопырила крылышки; бык, лебедь, ребенок…

— Просто не представляю, какой цели они служили. Эти две дырки в верхней части что-то должны означать…

— Может, в них продевали кожаные шнурки? Чтобы носить на шее или повесить в храме, как мы вешаем в доме иконы?

— То есть посвятительные приношения? Может быть… А возраст… очень они грубы, сделаны вручную, это не римские вещи. В конце концов, Египет знал гончарный круг уже за четыре тысячи лет до рождества Христова, а римляне научились у египтян всему, чему можно.

— Кроме искусства возводить пирамиды! Генри одобрительно хмыкнул.

— Привяжи к каждой бляхе бирку с датой. Не забудь переписать у меня место находки.

Они углубились уже на тринадцать футов, когда однажды утром зарядил проливной дождь. Ясно, в такую погоду рабочие из Ренкёя не придут, и Шлиманы устроили себе домашний день. Генри составлял подробнейший отчет о находках для Греческого филологического общества в Константинополе, которое согласилось печатать в своем журнале любые его материалы; Софья сделала в дневнике записи о последних находках и села за письма домой.

Греки не работали также по воскресеньям и в церковные праздники, а их было множество.

«Предложи я им даже триста франков за один час работы, — записывал Генри, — как они ни бедны и как ни трудно здесь с работой, в праздники они не ударят палец о палец, при том что это может быть самый захудалый святой. У них один ответ: «Святой нас покарает!»

Яннакис обрыскал всю округу и доставил двадцать пять рабочих-турков. Понаблюдав за ними день-другой, Генри сказал:

— Ты знаешь, я бы с радостью предпочел их азиатским грекам: они добросовестные, а главное, работают и в воскресенье, и в эти бессчетные церковные дни. И как работают! Конечно, я буду плать им больше, чем грекам.

Отныне по воскресеньям и в праздники на холме копошилось до восьмидесяти турок. И снова Яннакис обшарил всю округу — на этот раз в поисках инструментов: не хватало лопат, кирок, топоров, скребков, ломов. Генри нанял четыре арбы и восемь волов—с вынутым грунтом было уже не справиться вручную: траншея достигала в глубину двадцати футов и подтянулась вплотную к вершине холма. Рабочие были давно разбиты на группы, копали на разных участках, и Генри просто не мог всюду поспеть.

Однажды, легко поужинав и уже переодевшись в ночную рубашку, он вдруг заметался по их рабочей комнате.

— Что случилось, Генри?

— Больше нельзя ждать! Нужно отвести от основной траншеи боковые и через них выносить грунт. Мне нужен помощник, а где его взять?! В Чанаккале?..

— Ты потратишь несколько дней на одни разъезды, а времени в обрез, скоро начнутся дожди. Может, как-нибудь пока обойдемся? А в будущем году привезем из Афин десятников…

— Да… ничего не попишешь. — Он искоса взглянул на нее и тихо рассмеялся. — Есть тут у меня на примете…

— Не я ли? — встревожилась Софья.

— Именно ты!

— Генри, ты сам знаешь, что в этих краях женщину ни во что не ставят. И потом, кто меня станет слушать, я же им в дочери гожусь!..

— Ну, что-нибудь придумаешь. Она с сомнением покачала головой.

Генри решил повести боковые траншеи под прямым углом в обе стороны от основной. Наутро он сделал необходимую разметку, отобрал по десять землекопов на каждую траншею и объявил:

— Распоряжаться вами будет госпожа Шлиман. Она женщина образованная, посвящена во все мои планы. Всем ее распоряжениям оказывайте такое же уважение, как моим собственным. Нарушителей я немедля уволю.

Ответом было угрюмое молчание. Какое унижение! Как они посмотрят в глаза другим рабочим и просто соседям в деревне, когда станет известно, что ими помыкает баба?! Их засмеют, им в собственном доме не будет жизни.

Софья сочувствовала им от всей души: ей ли не знать, как щепетильно самолюбивы ее соплеменники! А потерять их никак нельзя: они позарез нужны Генри. И самое лучшее, решила она, не мозолить им глаза, а что-то делать самой, что угодно, но не стоять без дела. Она взяла лопату, с силой уперлась в нее ногой и стала снимать пласт вдоль отметки. Она ни слова не сказала своим рабочим, даже не глядела в их сторону. А те разбились на кучки, достали самосад и задымили.