Альберто Моравиа - Дом, в котором совершено преступление

Девушки очень разные: одна — небольшого роста, грациозная, помоложе; другая — высокая, некрасивая и постарше. Но их бледные лица напудрены одной и той же блеклой пудрой; те же черные, мертвенные круги наведены под глазами, той же бесцветной, анемичной помадой подмазаны губы. И одеты они были одинаково: зеленые юбки колоколом и жесткие прозрачные блузки, сквозь которые, как сквозь целлофан, просвечивали грубые, туго прилегающие, затянутые бюстгальтеры мутно-розового цвета. Их белокурым волосам цвета соломы явно не соответствовали черные глаза и ресницы.

Подойдя ближе, невысокая наклонилась к окну машины и сказала:

— Ну что ж, пойдем завтракать. Только предупреждаю: у нас всего полчаса свободные, самое большее — минут сорок пять.

— Что за спешка? — сухо спросил Джироламо.

— Очень жаль, но или условимся на этом, или мы уходим домой.

Не понимая причин подобной невежливости, испытывая скорее любопытство, нежели обиду, Джироламо, не мешкая, подъехал к траттории неподалеку от Понте Мильвио. Войдя в сад ресторана, они увидели ряды пустых столиков в скудной и душной тени акаций.

— Никого нет, — сказал Джироламо. — Понятно, августовские каникулы. [11] Традиционные праздничные дни в середине августа римляне стараются провести за городом. Останемся здесь или, может быть, поедем куда-нибудь в другое место?

Маленькая грубо ответила:

— Мы пришли не себя показать, а поесть. Тут и останемся.

Они сели. Подошел официант. Маленькая стала читать меню.

— Есть омары. Могу я заказать омара?

— Разумеется, что за вопрос, — удивленно ответил Джироламо.

— Да кто вас знает. Вы сосчитали свои денежки, прежде чем нас приглашать?

Официант, держа блокнот наготове, терпеливо ждал с бесстрастным лицом человека, который видывал всякое и ничему не удивляется.

Джироламо сказал, смеясь, но внутренне раздраженный:

— Да, я сосчитал свои денежки; пусть будет омар.

— Так, значит, омар, — сказал официант. — А вино какое?

Маленькая снова спросила:

— Можно мне спросить бутылку вина? Или будем брать разливное?

— Да заказывайте, что вам угодно, — ответил Джироламо, которому все это стало надоедать.

Высокая сказала:

— Не сердитесь, мы для вас же стараемся. Сколько раз бывало: нас пригласят, а потом у них денег не хватает.

Когда официант ушел, маленькая резко спросила:

— Кстати говоря, я даже не знаю, как вас зовут.

— Меня зовут Джироламо.

— Не нравится мне это имя, похоже на дуролома.

— А вас как зовут?

— Ее зовут Клоти, — сказала высокая, — а меня — Майя.

— Но ведь это уменьшительные имена, верно?

— Да, ее полное имя — Клотильда, а мое — Марианна.

— А мне вы какое уменьшительное имя подберете? — обратился Джироламо к Клоти.

— Никакого, — отрезала та.

— Но все-таки вы должны меня как-нибудь называть. И поскольку имя Джироламо вам не по душе…

— А к чему мне вас называть? Через полчаса мы распростимся и никогда больше не увидимся…

— Вы в этом уверены?

— Чего уж вернее.

Подошел официант, и все в молчании принялись за омара, поглядывая на пустые столики, где прыгали большие воробьи, слетавшие с акаций в поисках крошек. Джироламо исподтишка наблюдал за Клоти и все больше убеждался в том, что она очень мила и нравится ему. У нее был маленький вздернутый носик с широко вырезанными ноздрями и черные блестящие глаза немного навыкате; пухлый ротик капризно надут, нижняя губка выпячена над едва очерченным подбородком. Эта головка сидела на прелестной шейке, округлой и крепкой, с гладкой белой кожей.

— А вам известно, что у вас очень красивые глаза? — произнес наконец Джироламо.

— Нечего мне комплименты отпускать, — огрызнулась Клоти. — Запомните: я не по вашим зубам орешек.

— А по чьим же?

— Это уж вас не касается.

— Могу я вас попросить об одолжении? — обратился Джироламо к другой девушке.

У той было толстое круглое лицо, на котором, словно птичий клюв, выдавался длинный заостренный нос.

— Какое одолжение?

— Скажите своей подружке, чтоб она была немного полюбезнее.

Майя повернулась и повторила, как попугай:

— Ты слышала, Клоти? Будь немного любезнее.

— Вы хотели, чтоб я пришла позавтракать, — вот я и пришла. И нечего с меня больше требовать.

— Но, Клоти… — начала Майя.

— Ах, оставь меня в покое.

— Поговорим о другом, — вздохнув, сказал Джироламо. — Почему вы остались в Риме на праздник"? Вы не ездите за город?

— А вы? — парировала Клоти. — Вы-то сами чего не уехали?

— Мне нравится Рим в летнюю пору.

— Смотрите-ка! Вот и нам нравится Рим в летнюю пору.

— Мы служащие, — объяснила Майя. — У нас отпуск только в конце месяца.

— А где вы работаете?

— Да какое вам дело? — сейчас же перебила Клоти. — Разве я вас спрашиваю, где вы сами работаете?

— Если спросите, я вам скажу.

— И не подумаю спрашивать, мне это ни к чему.

— Но, Клоти, — мягко сказал Джироламо, — за что вы на меня так сердитесь?

Он потянулся через стол и положил руку на маленькую, пухленькую и изящную кисть девушки. Но та резко отдернула руку и крикнула:

— Не трогать меня!

— Да что с вами, Клоти?

— Не смейте называть меня Клоти!

— А как же вас называть?

— Называйте синьориной Клотильдой.

— Да послушайте в конце концов, — воскликнул Джироламо, потеряв всякое терпение. — Если вам не хотелось идти завтракать, вы могли бы отказаться. Но, согласившись, вы обязаны по крайней мере вести себя прилично.

— Обязана? Да вы спятили! Почему это я обязана? Может, потому, что вы меня завтраком накормили?

— Но, Клоти… — вступилась подруга.

— А ты помолчи, — прикрикнула Клоти. — Ведь ты заставила меня принять это дурацкое приглашение! А раз так, то и оставайся с ним. А я ухожу. Будьте здоровы…

Она вскочила и, поспешно пройдя меж столиков, направилась к выходу.

— Ну а теперь, — обратился Джироламо к Майе, как только Клоти исчезла из виду, — сделайте милость, объясните мне, мягко выражаясь, непонятное поведение вашей подруги.

Та покачала головой.

— Это моя вина. Я уговорила ее пойти. Она не хотела.

— Но почему же?

— Вы не обижайтесь. Она не хочет больше терять время на всяких типов без гроша в кармане.

— Но ведь я, — произнес совершенно ошеломленный Джироламо, — я вовсе не тип без гроша в кармане.

— Так вы не голодранец?

— Нет, право же, не голодранец.

— Странно… А у Клоти сложилось именно такое впечатление. Да и я, не обижайтесь, поклялась бы в том же.

— Что же вас заставило так думать?

— Да как-то так, все вместе.

Джироламо помолчал немного, затем снова заговорил:

— Но если у Клоти такие взгляды на людей, то почему, прежде чем грубить мне, она не разузнала, не спросила меня? Я бы сказал ей правду, что я — не "тип без гроша в кармане", и тогда она вела бы себя вежливо и мы бы хорошо провели время.