Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь

Сэр Питер схватил шляпу, но не затем, чтобы решить — лгать или не лгать подруге сердца, но чтобы обдумать, какого рода ложь легче дойдет до ее сердца. Нескольких шагов взад и вперед по террасе было достаточно, чтобы придумать наиболее правдоподобное вранье, — доказательство, что сэр Питер был опытный враль. Он вернулся в дом, прошел в гостиную ее милости и в небрежной веселостью сказал:

— Мой старый приятель, герцог Клервил отправляется в Швейцарию со всем семейством. Его младшая дочь леди Джейн — миловидная девушка, она была бы недурной партией для Кенелма.

— Помню леди Джейн — младшая дочь Клервила, с белокурыми волосами. В последний раз я видела ее еще милым ребенком. Она все нянчилась с прелестной куклой, подаренной ей императрицей Евгенией. Да, для Кенелма это действительно хорошая партия.

— Я рад, что ты согласна со мной. Как ты думаешь, не будет ли это удобным случаем сблизить молодых людей, если Кенелм поедет за границу вместе с герцогом?

— Разумеется.

— Стало быть, ты одобришь мои действия — герцог уезжает послезавтра, и я поспешил отправить Кенелма в Лондон с письмом к моему старому другу. Извини Кенелма за то, что он уехал, не простившись с тобой. Ты знаешь, он странный юноша, хотя и прекрасный сын. Поняв, что мне удается уговорить его, я решил ковать железо, пока горячо, и отправил Кенелма с курьерским поездом в девять часов утра — я боялся, что если позволить ему промедлить, то он передумает.

— Неужели Кенелм уехал? Боже мой!

Сэр Питер потихоньку вышел из комнаты и, позвав своего камердинера, сказал:

— Я послал мистера Чиллингли в Лондон. Уложите вещи, какие ему могут понадобиться, чтобы их можно было выслать ему сейчас же, как только он напишет.

Так, с помощью отца, разумно уклонившегося от истины, этот примерный правдолюбец Кенелм Чиллингли спас честь дома и свою собственную репутацию, от огласки и розысков полиции. Он не был "пропавшим человеком".

Кенелм Чиллингли покинул родительский дом на рассвете, прежде чем в доме проснулись.

"Нет сомнения в том, — думал он, шагая по пустынным тропинкам, — что я начинаю знакомиться с миром, как поэт начинает знакомиться с поэзией, то есть как подражатель и плагиатор. Я подражаю странствующему стихотворцу, как, без сомнения, он в свое время начинал с подражания какому-нибудь другому стихотворцу. Но если во мне есть что-либо свое, оригинальное, оно не замедлит обнаружиться. В конце концов сочинитель стихов вовсе еще не сочинитель идей. Идея путешествовать пешком восходит к сказочным временам. Геркулес, например, добрался до неба пешком [36] "Геркулес … добрался до неба пешком." — Имеется в виду одиннадцатый подвиг героя греческой мифологии Геракла (Геркулеса), когда, отправившись за золотыми яблоками дев Гесперид, он добрался до края земли, где титан Атлант держал на своих плечах небесный свод. . Однако как пустынен мир в этот час! Может быть, именно поэтому такой час самый прекрасный из всех".

Тут Кенелм остановился и осмотрелся вокруг. Лето было в самом разгаре. Солнце всходило над дальними пологими холмами. Каждая росинка на изгородях ярко сверкала. В небе — ни облачка. Над зелеными всходами пшеницы поднялся одинокий жаворонок. Его пение разбудило других птиц. Еще несколько минут, и зазвенел хор веселых голосов. Кенелм благоговейно снял шляпу и склонил голову в безмолвной благодарности творцу.

Около девяти часов Кенелм вошел в город, отстоявший от родного дома на двенадцать миль. Он умышленно направился именно туда, так как там его мало знали и он мог, не привлекая к себе особого внимания, сделать необходимые покупки. Он надел в дорогу охотничий костюм, как самый простой и удобный тем, что в нем он меньше походил бы на джентльмена. Однако сам покрой этого костюма придавал Кенелму такой вид, что каждый работник, встречавшийся ему по дороге, в знак приветствия притрагивался к шляпе. Притом, кто станет носить охотничий костюм в половине июля, кроме лесничего или джентльмена, имеющего разрешение на охоту?

Кенелм вошел в большой магазин готового платья и купил себе одежду, какую по воскресеньям носят мелкие землевладельцы и фермеры полусюртук-полупиджак из черного сукна, такой же жилет, прочные плисовые панталоны, пестрый шарф, небольшой запас белья и шерстяных чулок, гармонировавших с остальным нарядом. Он приобрел также кожаную сумку, достаточно большую, чтобы в ней уместились весь его гардероб и две-три книжки, которые вместе с гребешками и щетками унес в карманах, так как дома среди множества чемоданов не нашлось ни одной дорожной сумки.

Совершив эти покупки и заплатив за них, Кенелм быстро прошел через город и в предместье остановился перед скромной гостиницей, которая привлекла его внимание вывеской: "Закуска для человека и скота". Он вошел в небольшую общую комнату, где пол был посыпан песком. Здесь в этот час никого не было. Заказав себе завтрак, Кенелм с аппетитом съел хлебец стоимостью в четыре пенса и пару крутых яиц.

Подкрепившись, он опять отправился в путь и, сойдя с дороги в густой лес, переменил костюм, в котором вышел из дома, на только что купленный. Затем с помощью двух больших камней опустил снятое платье в небольшой, но глубокий пруд, на который набрел в заросшей кустарником лощинке, где зимой водилось много бекасов.

— Теперь я начинаю думать, что действительно вышел из своего я. Я в шкуре другого человека, ибо что такое шкура, как не одежда души, а что такое одежда, как не более приличная шкура? Своей природной шкуры стыдится каждая цивилизованная душа. Показывать ее считают верхом неприличия все, кроме самых первобытных дикарей. Если б самая чистая душа на земле — римский папа или архиепископ Кентерберийский — прошла по Стрэнду в шкуре, данной ей природой, эту душу, безусловно, повели бы к судье, обвинение против нее поддержало бы общество борьбы с пороком и ее посадили бы в тюрьму за нарушение приличий. Я теперь решительно в шкуре другого человека. Кенелм Чиллингли, я больше не "остаюсь, преданный вам", а "с глубоким почтением ваш покорный слуга".

Легким шагом, с поднятой головой, преображенный таким образом путник выбежал из леса на пыльную дорогу.

Он шел около часа, изредка встречая прохожих, как вдруг услыхал справа громкий и пронзительный крик:

— Помогите, помогите! И не пойду, говорю вам, не пойду!

Прямо перед Кенелмом у ворот с пятью поперечными жердями стояла задумчивая серая лошадка, запряженная в красивую тележку. Поводья свободно лежали на шее лошадки — она, очевидно, привыкла стоять спокойно, когда ей приказывали, и рада была случаю отдохнуть.