Антон Чехов - Рассказы. Повести. 1898-1903

Писали автору и незнакомые лица. Учительница Ф. И. Коренева, пространно делясь наблюдениями над жизнью окружающих ее фабричных рабочих и интеллигентов (письмо от 12 февраля 1900 г. со ст. Бараново, Ярославской ж. д.), заключала, что действительность в целом мрачна, беспросветна, и спрашивала, как жить дальше ( ГБЛ ).

Иначе прозвучало письмо читательницы Е. И. Кристи от 16 марта 1900 г. из Кишинева. Говоря, что давно следит за творчеством Чехова, она отдавала на суд писателя свой разбор повести «В овраге» (статья утрачена) и добавляла: «… в повести „В овраге“ я усматриваю еще две вещи: отвращение к идеализации деревни и закрепощению к земле, даже добровольному, и еще – отражение Вашего общего стройного, цельного мировоззрения, к<���ото>рое я всегда чую в Ваших последних произведениях, но не сумею Вам определить каким-нибудь одним метким словом. Мне кажется, что главным элементом этого мировоззрения входит свобода, – свобода в самом лучшем, глубоком смысле этого слова, – не пошлая свобода какой-нибудь швейцарской республики, а та свобода, о к<���ото>рой, напр<���имер>, мечтает Герцен в своем последнем томе „Былое и думы“ (по поводу Р. Оуэна)» ( ГБЛ ). 6 апреля 1900 г. Кристи благодарила за «ответ» и «добрые слова», доставившие ей «большое удовольствие» ( ГБЛ ; письмо Чехова неизвестно). Хотел слышать « беспристрастное мнение » о своем «первом сколько-нибудь большом критическом опыте» и М. К. Лемке, редактор газеты «Орловский вестник», в которой публиковались его статьи по поводу появления повести «В овраге», присланные автором с письмом к Чехову от 8 сентября 1900 г. ( ГБЛ ).

Повесть «В овраге» вызвала обилие откликов в печати. Критики самой различной ориентации почти единодушно признали «В овраге» выдающимся явлением современной беллетристики. Но смысл повести, особенности идейной позиции и художественного метода Чехова истолковывались по-разному, подчас – прямо противоположным образом.

Принципиально новую для тех лет и наиболее верную концепцию всего творчества Чехова создал Горький, первым отозвавшийся на выход «В овраге» (М. Горький . Литературные заметки. По поводу нового рассказа А. П. Чехова «В овраге». – «Нижегородский листок», 1900, № 29, 30 января). Он беспощадно иронизировал над теми, кто, признавая художественное дарование Чехова, считал его или беспечным юмористом, или равнодушно-холодным созерцателем жизни, общественно-индифферентным пессимистом, безыдейным литератором и предрекал скорую гибель и забвение его таланта. Указав на творческую связь Чехова с традициями русских классиков, в чем ему нередко отказывали, Горький особо настаивал на реалистической природе чеховского метода, специфическое свойство которого – верность правде жизни: «Страшная сила его таланта именно в том, что он никогда ничего не выдумывает от себя, не изображает того, „чего нет на свете“, но что, быть может, и хорошо, может быть, и желательно». В статье опровергалось распространенное мнение о том, что у Чехова нет определенной позиции: «Его упрекали в отсутствии миросозерцания. Нелепый упрек!.. У Чехова есть нечто большее, чем миросозерцание, – он овладел своим представлением о жизни и таким образом стал выше ее». Горький подчеркивал связь творчества Чехова с существеннейшими сторонами русской действительности: «… каждый новый рассказ Чехова всё усиливает одну глубоко ценную и нужную для нас ноту – ноту бодрости и любви к жизни».

Принципиальная новизна концепции Горького явственно проступает в сравнении с почти одновременными выступлениями других критиков. Так, двумя днями позже появилась рецензия Н. Геккера (Н. Г. «В овраге». Новая повесть Антона Чехова. – «Одесские новости», 1900, № 4864, 1 февраля). С похвалой отзываясь о произведении, признав правдивость описания с. Уклеева, рецензент считал, что «центр тяжести повести < … > заключается < … > не в „мужиках“ и в той толпе, которая в каждом действии является основой происходящего < … > Но главный повествовательный и психологический интерес заключается в грустной истории замужества бедной крестьянской девушки Липы…» Критик отказывался искать в повести общественную тенденцию: «…не будем гоняться за фикциями < … > Какое нам дело до того, что хотел сказать автор и хотел ли он выразить что-нибудь особенное…» В статье говорилось, что от повести веет «чем-то безнадежным и безысходным».

Либерально-умеренный критик В. А. Гольцев («Литературные отголоски». – «Курьер», 1900, № 45, 14 февраля) по многим положениям полемизировал с Горьким. В том числе, сводя его оценку миросозерцания Чехова всего к двум положениям: «понять, значит простить», «помогите жить людям, помогайте друг другу», автор оспаривал ее. В целом он заключал, что Чехов «никогда < … > не скажет и не подумает того, что навязывает ему г. Горький».

Не замедлила отозваться на выход новой повести и реакционная критика. В. П. Буренин признал «В овраге» «…наиболее удачным, наиболее художественно обработанным и наиболее глубоким по замыслу» произведением Чехова и значительную часть статьи посвятил анализу характеров Анисима и Аксиньи. В этих рассуждениях сказалась его ничем не маскируемая тенденциозность. Дав уничтожающую характеристику старшего сына Цыбукина, Буренин язвительно писал, что Анисим «является героем нашего времени, руководимым современными заветами в своем роде „марксистского“ пошиба». Аксинья в представлении критика – тоже «героиня нового порядка», вытеснившего из литературы образы идеальных героинь из народа. Он призывал полюбоваться этой «доморощенной марксисткой» – «бабой < … > деятельной энергии, здоровой и бодрой», «покладливой и трудолюбивой» лишь ради наживы, обуреваемой «хищными инстинктами», приводящими к «варварскому эгоизму и жестокосердию». «Надо думать, что нынешние приверженцы великого и благотворного принципа – торжества капитализма признают в Аксинье одну из самых типичных последовательниц их милого учения» (В. Буренин . Критические очерки. – «Новое время», 1900, № 8619, 25 февраля).

Примером истолкования повести в консервативно-охранительном духе явилась статья М. Меньшикова «Три стихии. („В овраге“, повесть А. П. Чехова)» в «Книжках Недели». Восторгаясь художественным талантом Чехова, который поражал еще читателей «Мужиков», публицист обе повести прежде всего рекомендовал для изучения «государственным людям»: «Чеховские деревенские повести – это, помимо обаятельной красоты их, – в сущности научные диссертации, очень строгие народно-бытовые исследования. Если хотите, это периодически появляющиеся, глубоко обдуманные доклады русскому обществу о современном состоянии деревни, о том, что всего важнее и интереснее в ее жизни». Обходя вопросы социальных противоречий, рецензент в анализе и явлений действительности, и повести «В овраге» оперировал абстрактно-моральными категориями добра и зла. Главным он счел у Чехова отражение «из века в век» стихийно действующих «в мире < … > трех начал: силы творческой, силы сохраняющей, силы разрушительной». «Всего резче выделяется, как бы господствует в жизни сила хищная, разрушительная». «В Аксинье она вылилась в махровый экземпляр». К «среднему, промежуточному типу между добром и злом» отнесена «скорбящая о грехах» Варвара, освящающая «своим благочестием < … > зло жизни» и тем сохраняющая его. Подлинным же выражением «первобытной стихии души народной» представлена «кроткая красавица Липа», «превозмогающая зло» терпением. Вернувшись к «глубокой бедности и вечному труду на других », она вновь становится «свободной», «поет радостно и совершает безустанную творческую работу, пополняя беспрерывно разрушение, производимое хищниками». Трактуя содержание повести с позиций примирения с действительностью, автор статьи воспевал «ясную и благодатную кроткую энергию народа», «смиренного сердцем» («Книжки Недели», 1900, № 3, стр. 205, 234, 209, 211, 213, 215, 219, 220, 222).