Антон Чехов - Пьесы. 1878-1888

Сам факт обнаружения после смерти Чехова его большой юношеской пьесы принципиально важен для понимания творчества Чехова в целом. Даже близко знакомые Чехову люди, например, И. Л. Леонтьев (Щеглов), полагали, что «Медведь» – первая его пьеса: «Драматургом же сделался он, можно сказать, нечаянно, попав однажды в театр Корша на представление заигранной одноактной пьески „Победителей не судят“ … » ( Чехов в воспоминаниях, 1954 , стр. 150). Существование ранней драмы ясно свидетельствует, что Чехов-художник начинал свой писательский путь не с водевилей, не с простеньких юмористических безделушек и мелочишек, не требующих особенного таланта и труда, а с большой четырехактной драмы, которую предполагал поставить на сцене Малого театра в бенефис М. Н. Ермоловой.

Уже в первых суждениях о пьесе, тогда еще не напечатанной (см. в примечаниях выдержки из статей 1914 г.), высказывалась справедливая мысль о близости ранней драмы к пьесе «Иванов». Сопоставление идейного замысла и основных персонажей пьес (Платонов – Иванов, Трилецкий – Львов, Софья Егоровна – Саша) приводит к выводу, что «Безотцовщина» была использована Чеховым как драматургический материал для «Иванова». Фамилия Войницев возобновилась в Войницком из «Лешего» и «Дяди Вани». Персонажи «Трех сестер» (Ирина, Тузенбах) тоскуют по работе, но «труду в поте лица». Исток этой идеи также заложен в первой пьесе (монолог Софьи Егоровны в д. III, явл. 1). Сюжетная основа последней комедии Чехова – «Вишневый сад» – может быть сопоставлена с мотивом продажи имения в «Безотцовщине».

Далекий и явственный след оставил в книгах зрелого Чехова образ конокрада Осипа, предшественник бродяги Мерика из драматического этюда «На большой дороге» и рассказа «Воры» (1890). Осип – психологический прототип Дымова из «Степи» и родоначальник целой группы «вольных» людей из рассказов 1883–1887 гг. («Он понял!», «Егерь», «Агафья», «Свирель», «Мечты» и др. См. подробнее о связи первой драмы с последующими пьесами и рассказами: Н. К. Пиксанов . Романтический герой в творчестве Чехова (образ конокрада Мерика). – Чеховский сб. ; Л. Осипова . «Пьеса без названия» и ее проблематика. – В кн: А. П. Чехов. Сборник статей и материалов. Вып. 2. Ростов н/Д, 1960; М. П. Громов . Первая пьеса Чехова. – В кн: Литературный музей А. П. Чехова. Таганрог. Сборник статей и материалов. Вып. 3. Ростов н/Д, 1963). Обширная литература о первой пьесе существует за рубежом. В частности, в книге «Чехов … » Даниэль Жиллес писал: «„Платонов“ – это кулисы, из-за которых чеховские типы выйдут на свет рампы в „Иванове“, „Трех сестрах“, „Вишневом саде“ < … > Этот молодой человек, вчера еще подросток, несомненно, глубокий драматург. В первой же своей попытке он пробует опрокинуть существующие драматические правила и заменить их своими. Мало того, что он ничего не заимствует у своих предшественников, он стремится революционизировать театр своего времени, создавая пьесу без сюжета, комедию, основа которой, в своем третьем измерении, глубоко драматична» (Daniel Gillès. Ychékhov ou le spectateur désenchanté. Julliard, 1967, р. 81–83).

Под заглавием «Безотцовщина», заключенным в редакторские скобки, пьеса печаталась в т. XII Полного собрания сочинений А. П. Чехова, вышедшем в 1933 г. (под редакцией А. В. Луначарского и С. Д. Балухатого). В 20-томном Полном собрании сочинений и писем (т. 12, М., 1949) и в 12-томном Собрании сочинений (т. 9, М., 1963) это заглавие было снято, и драма помещена под редакторским обозначением: «<���Пьеса без названия>».

С начала 1930-х гг. ранняя пьеса Чехова в сокращенных режиссерских вариантах и под разными названиями шла в театрах Западной Европы: в Лондоне, Праге, Турине, Милане, Риме. В 1956 г французский режиссер Жан Вилар показал ее в Бордо на театральном фестивале. О польских постановках 1962 и 1963 гг. см.: Ренэ Сливовский . Польская инсценировка «Пьесы без названия» («Платонов» А. П. Чехова). – В кн.: Страницы истории русской литературы. М., 1971.

В СССР драма была поставлена к столетию со дня рождения Чехова. В 1957–1960 гг. Псковский, Московский драматический, Казахский русский драматический театр, Театр им. Вахтангова и другие показали ее в различных сценических редакциях. Большинство постановок прошло с названием «Платонов».

Драматические этюды «На большой дороге» и «Лебединая песня (Калхас)» представляют собой авторские переделки рассказов «Осенью» (1883) и «Калхас» (1886).

Известно, что рассказы Антоши Чехонте очень скоро вошли в репертуар эстрадного чтения. В 1883 г. Чехов писал брату Александру Павловичу: « … на литературных вечерах рассказываются мои рассказы» (13 мая 1883 г.; о том же – М. Е. Чехову, 18 января 1887 г.).

При переделке сохранялся основной драматический конфликт, оставались неизменными многие реплики и диалоги, но действие обычно расширялось, вводились дополнительные персонажи и сцены.

Специально для театра были написаны два водевиля: «Медведь» и «Предложение».

Хотя в письмах Чехова можно найти много иронических и даже бранных слов о своих «сценических безделках», очевидно, что малым комическим формам Чехов придавал большое значение и не видел принципиальной разницы между большими и маленькими пьесами: «Между большой пьесой и одноактной разница только количественная» (А. С. Суворину, 14 октября 1888 г.). После успеха «Медведя» в театре Корша (премьера – 28 октября 1888 г.) Чехов писал шутливо Леонтьеву (Щеглову): «Я сделаюсь популярным водевилистом? Эка, хватили! Если во всю свою жизнь я с грехом пополам нацарапаю с десяток сценических безделиц, то и на том спасибо. Для сцены у меня нет любви < … > В этот сезон напишу один водевильчик и на этом успокоюсь до лета. Разве это труд? Разве тут страсть?» (2 ноября 1888 г.). Но спустя три дня он сетовал в письме Н. А. Лейкину: «Жаль, что у меня нет времени и охоты писать юмористику для сцены» (5 ноября 1888 г.). И 23 декабря того же года: «Когда я испишусь, то стану писать водевили и жить ими. Мне кажется, что я мог бы писать их по сотне в год. Из меня водевильные сюжеты прут, как нефть из бакинских недр» (Суворину).

В 1888 г., едва отправив в «Северный вестник» повесть «Степь», Чехов закончил водевиль «Медведь» и признавался по этому поводу: «Ах, если в „Северном вестнике“ узнают, что я пишу водевили, то меня предадут анафеме! Но что делать, если руки чешутся и хочется учинить какое-нибудь тру-ла-ла! Как ни стараюсь быть серьезным, но ничего у меня не выходит < … > Должно быть, планида моя такая» (Я. П. Полонскому, 22 февраля 1888 г.).

Тогда же в разговорах с друзьями-литераторами Чехов заметил, что водевиль – «не пустяки», что «ничего нет труднее, как написать хороший водевиль. И как приятно написать его!!», а Леонтьеву (Щеглову) советовал не бросать водевили: «Это благороднейший род и который не всякому дается!» ( Чехов в воспоминаниях, 1954 , стр. 152).