Кальман Миксат - Черный город

— Hie sum, domine colonellus! [Я здесь, господин полковник! (лат.)]

И вот уже ожил, наполнился народом замковый двор. Только мертвецки пьяный Йожи Хантош возлежал подле овина на старой шубе, его так и не удалось привести в чувство.

— Седлать лошадей! — раздалась команда Бибока.

Зажглись фонари, замелькали их огни меж фыркающих коней, будто маленькие звездочки заплясали у коновязей. Вывели Гунара, верховую лошадь Бибока. И только тут «полковнику» пришло в голову: а что же ему, собственно говоря, следует делать?

— Ваше высокопревосходительство, а ведь я еще и не знаю, каков приказ!

— Разве я не сказал? — удивился Гёргей. — Видите, как взволновал меня этот случай. Весьма серьезная история! И действовать нужно осмотрительно. Будьте осторожны! Скачите им вслед, пока не догоните. У развилок дорог спрашивайте, в сомнительных случаях лучше разделитесь на две части. Но приказ сообщите обоим отрядам. К рассвету, думаю, вы настигнете уехавших. Брата моего арестуйте и привезите сюда, только смотрите, чтобы ничего с ним не случилось! Возьмите для него прямо отсюда заседланную лошадь, мою верховую, Сову.

— А с господином Эсе и его ломовыми телегами как поступить? — спросил Бибок.

— Никак! Относительно господина Эсе не будет никаких распоряжений. Пусть себе едет с богом навстречу своей судьбе. Понятно?

— Понятно. Чего же тут не понять? — протянул Бибок, но по недоуменному его тону легко было догадаться, что он не уловил смысл этого приказа хозяина.

— Видите ли, Бибок, судьба еще допускает, чтобы люди вносили в ее решения небольшие поправки. Но если попытаешься захватить вожжи в свои руки, чего доброго, лопнет у нее терпение.

— Словом, вы, ваше высокоблагородие, не хотите вмешиваться в это деле?

— Совершенно верно. Угадали.

— Только вы не все предусмотрели, ваше превосходительство. Не таков человек Янош, Гёргей, чтобы ему можно было сказать: "Прошу вас, поедемте со мною домой", — и он тут же протянет ручки, чтобы я их связал. Вот если бы вы дали письменный приказ доставить Яноша Гёргея живым или мертвым, за это бы я взялся. А вы хотите, чтобы вам господина Яноша Гёргея живым доставили, — это очень уж мудреное дело. Даже мышь и ту живой не поймаешь, ежели ты не кошка. Я, например, видел у господина Яноша Гёргея ружье. Да и сабля, наверное, где-нибудь в возу запрятана. А если он меня атакует, то я за себя не ручаюсь. Кто на меня руку поднимет, может считать себя покойником, даже если он в шелковой сорочке родился. Так что, ваше превосходительство, дайте мне в письменной форме приказ об аресте — пусть ваш братец самолично его прочитает.

— Может быть, вы и правы, — согласился вице-губернатор и, вернувшись к себе в кабинет, написал приказ об аресте брата. А когда он снова вышел на крыльцо, весь отряд был уже на конях. Гёргей еще раз подозвал к себе Бибока.

— Вот вам приказ, полковник. Действуйте умно, а главное — держите язык за зубами. Чтобы ни одна живая душа не знала, о чем мы сейчас с вами говорили.

Затем Гёргей достал мешочек серебряных талеров и, передав его Бибоку, добавил:

— Для того чтобы вести войну — нужны деньги. Когда вернетесь, отчитаетесь за все.

Над холмом, из-за овина Валдай, показался серп месяца, закукарекали петухи, вдали на болоте раздался гулкий крик выпи, нарушивший ночную тишину. Скрипнули в петлях арочные дубовые ворота замка, и конники ускакали.

У Гёргея стало легче на душе, он возвратился к себе в опочивальню, но едва начал раздеваться, как ворота снова заскрипели и под окнами послышался конский топот.

— Престон, выйди взглянуть, что там такое…

Престон долго не возвращался. Это вывело Гёргея из терпения, и он уже собирался послать за ним одного из стражей, когда наконец старый слуга приковылял сам.

— Ползаешь, как улитка! — накинулся на него Гёргей. — Ну что там!?

— Нарочный из Ошдяна. Сердце Гёргея забилось.

— С чем прислан? — нетерпеливо спросил он.

— Письмо привез, — уклончиво отвечал Престон.

— Так давай же его сюда, — нервно бросил вице-губернатор.

— Письмо я не принес: его прежде нужно дымом окурить.

— А где сам нарочный?

— И его тоже нужно окурить.

— Сразу все не можешь сказать? Умная твоя башка! Почему нарочного-то нужно окуривать?

— Потому… ну… как его… потому что в Ошдяне… эта самая… чума…

Смертельная бледность залила лицо вице-губернатора.

— И потому как барыня, сестрица ваша, госпожа Дарваш, уже скончалась от чумного мора, царство ей небесное…

Гёргей, огромный, могучего сложения человек, едва не упал, будто бык от удара обухом, у него вырвался стон, из глаз покатились слезы.

На минуту душа сурового вице-губернатора смягчилась. В его памяти промелькнули картины детства: Катаринка, совсем еще маленькая девочка, вместе с ним бегает по лугу за бабочками; вспомнилось, как они с помощью ослика разыграли сцену в духе супругов Добози: [33] …разыграли сцену в духе супругов Добози… — По преданию, Михай Добози, герой битвы при Мохаче (1526), заколол свою жену мечом, чтобы спасти ее от угона в рабство, а сам геройски погиб в схватке с турками. Пример супружеской верности и гражданской чести, проявленной Михаем и Илоной Добози, был воспет поэтами и послужил темой для целого ряда произведений живописи. мальчик посадил сестренку на ослика позади себя, — в точности так, как видел на картине, вставил ослику в ухо тлеющий трут, и тогда тот пустился сломя голову вскачь, вплоть до самого Дурста, а там, стряхнув с себя ребятишек, бросился в ручей и начал кататься в нем, норовя окунуть в воду подпаленное ухо. (Люди, считающие ослов — ослами, сами великие ослы!) Вспомнилось, как плакала потом бедная Каталинка, как они сушили на солнце ее промокшие до нитки юбочки, боясь возвращаться домой. Боже, какой же дивной красоты была малютка! Он, как сейчас, видел ее спящей под ивой на берегу ручья в мокрой, прилипшей к тельцу сорочке. И вот нет ее больше, нет! Но еще сильнее, чем боль утраты, в сердце Гёргея всколыхнулась волна беспокойства: что с Розалией?

— Письмо! Дай немедленно письмо! — крикнул Гёргей.

Престон помчался вниз, но на лестнице столкнулся с тетушкой Марьяк, которая, ухватив письмо щипцами и держа его на отлете, несла в господскую опочивальню.

— А, Престон, вот хорошо-то, что я вас встретила! Пойдите разбудите кого-нибудь из писарей, — распорядилась она. — Пусть придут прочитать барину письмо. Не можем же мы отдать такое письмо барину прямо в руки. Только вот которого из писарей? Может быть, Дравецкого? Нет, не надо. Дравецкий — богатый юноша. Разбудите лучше этого чахлого Палежнаи, он все равно чахоточный, кровью харкает. Нет, голубчик, его тоже нельзя. По нему мать будет убиваться. Разбудите лучше Ферн Бано, он прошлый раз за обедом сказал, будто я не умею слоеные пироги печь! Вот теперь мы посмотрим: умеет ли он читать…